Анализ рассказа бунина чистый понедельник сочинение. Анализ рассказа «Чистый понедельник» (И. Бунин)

«Чистый понедельник» Бунина И.А.

Вошедший в сборник «Темные аллеи» рассказ И.А. Бунина «Чистый понедельник» написан в 1944 году. Он совмещает в себе трагическое и лирическое начала. В центре сюжета произведения — любовная история. При этом для И.А. Бунина важны не столько сами события, столько чувства, эмоции героев рассказа. В этом и состоит основная особенность большинства его произведений. Их отличает наличие лирического сюжета, организованного по ассоциативному принципу.

Любовь для И.А. Бунина — кратковременный счастливый период жизни, который, к сожалению, всегда быстро заканчивается, но на долгие годы оставляет в душе героев неизгладимый след.

Сюжет рассказа динамичен. Поступки героев до конца не объяснены, да и вряд ли поддаются логическому толкованию. Не случайно автор часто употребляет в этом произведении эпитет «странный».

Герой рассказа — дворянин. Героиня принадлежит к купеческому сословию. Герой мечтает о браке, но его избранница нарочито уходит от серьезных разговоров на эту тему.

Поэтичный портрет героини создается при помощи ряда изысканных деталей. Это гранатовый бархат платья, черный бархат волос и ресниц, золото кожи лица. Символично, что героиня последовательно появляется в одежде трех цветов: в гранатовом бархатном платье и таких же туфлях, в черной шубке, шляпке и ботинках в Прощенное воскресенье и в черном бархатном платье в ночь с понедельника на вторник. Наконец, в заключительной сцене рассказа возникает образ женской фигуры в белом одеянии.

Особую значимость для создания художественного пространства в произведении несет в себе игра света и темноты («Уже давно стемнело, розовели за деревьями в инее освещенные окна», «Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов»). Подобные световые контрасты усиливают атмосферу загадочности и таинственности.

В рассказе много символических деталей: вид на Кремль и Храм Христа Спасителя, ворота как символ очищения, обретения праведного пути. Герой каждый вечер движется от Красных Ворот к храму Христа Спасителя и обратно. В финале рассказа он оказывается у ворот Марфо-Мариинской обители. В последний вечер близости героев в дверном проеме он видит ее обнаженной в лебяжьих туфельках. Эта сцена тоже символична: героиня уже решила свою судьбу, она готова уйти в монастырь и от греховной светской жизни обратиться к жизни праведной.

Рассказ состоит из четырех частей. При этом художественное время словно завершает определенный круг: от декабря 1912 до конца 1914 года.

И.А. Бунин считал этот рассказ лучшим из всего того, что когда-либо написал. Судьба героини в нем в какой-то степени символизирует судьбу России: писатель видел путь родной державы в очищении, а не в кровавых катаклизмах революционной эпохи.

«Чистый понедельник» И.А. Бунин считал лучшим своим произведением. Во многом из-за его смысловой глубины и неоднозначности интерпретации. Рассказ занимает важное место в цикле «Тёмные аллеи». Временем его написания считается май 1944 года. В этот период своей жизни Бунин находился во Франции вдали от родины, где шла Великая Отечественная война.

В таком свете маловероятно, что 73-летний писатель посвятил своё произведение только теме любви. Правильнее сказать, что через описание отношений между двумя людьми, их взглядов и мировоззрений перед читателем открывается правда современной жизни, её трагическая подоплёка и насущность многих нравственных проблем.

В центре рассказа история отношений вполне состоятельных мужчины и женщины, между которыми появляются чувства друг к другу. Они интересно и приятно проводят время, посещая рестораны, театры, трактиры и мн. др. Рассказчика и главного героя в одном лице тянет к ней, но возможность брака сразу исключается – девушка однозначно считает, что не годится для семейной жизни.

Однажды накануне Чистого понедельника в Прощёное воскресенье, она просит заехать за ней немного раньше. После чего они отправляются в Новодевичий монастырь, посещают местное кладбище, гуляют среди могил и вспоминают похороны архиепископа. Героиня понимает, как сильно её любит рассказчик, а сам мужчина подмечает большую религиозность своей спутницы. Женщина рассуждает про жизнь в монастыре и сама грозится отправиться в самый глухой из них. Правда, рассказчик не придаёт её словам особой важности.

На следующий день уже вечером по просьбе девушки они отправляются на театральный капустник. Достаточно странный выбор места – особенно учитывая то, что героиня не любит и не признаёт подобных сборищ. Там она пьёт шампанское, танцует и весело проводит время. После чего уже ночью рассказчик привозит её домой. Героиня просит подняться мужчину к ней. Они сближаются окончательно.

Наутро девушка сообщает, что уезжает ненадолго в Тверь. Спустя 2 недели от неё приходит письмо, в котором она прощается с рассказчиком, просит не искать её, так как «в Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг».

Мужчина выполняет её просьбу. Однако не брезгует времяпрепровождением в грязных кабаках и трактирах, предаваясь равнодушному существованию – «спивался, всячески опускаясь, все больше и больше». Затем долго приходит в себя, а через два года и вовсе решается на поездку во все те места, которые вместе с любимой они посетили в то Прощёное воскресенье. В какой-то момент героя охватывает некое безнадёжное смирение. Подъехав к Марфо-Марьинской обители, он узнаёт, что там идёт служба и даже проходит внутрь. Здесь в последний раз герой видит свою возлюбленную, которая участвует в службе вместе с другими монахинями. При этом девушка не видит мужчину, но взгляд её как раз направлен в темноту, где и стоит рассказчик. После чего он тихо покидает церковь.

Композиция рассказа
Композиция рассказа основывается на трёх частях. Первая служит для представления героев, описания их взаимоотношений и времяпрепровождения. Вторая часть посвящается событиям Прощёного воскресенья и Чистого понедельника. Самая короткая, но важная в смысловом плане третья часть завершает композицию.

Читая произведения и переходя от одной части к другой, видно духовное взросление не только героини, но и самого рассказчика. В конце рассказа перед нами уже не легкомысленный человек, а мужчина, испытавший горечь расставания с любимой, способный переживать и осмысливать свои поступки прошлого.

Учитывая, что герой и рассказчик – одно лицо, увидеть изменения в нём можно даже с помощью самого текста. Мировоззрение героя после грустной истории любви кардинально меняется. Рассказывая о себе в 1912 году, повествователь прибегает к иронии, показывая свою ограниченность в восприятии любимой. Важна только физическая близость, а сам герой не пытается понять чувств женщины, её религиозность, взгляды на жизнь и мн. др.

В заключительной части произведения мы видим рассказчика и мужчину, который понимает значение переживаемого опыта. Свою жизнь он оценивает ретроспективно и меняется общая тональность написания рассказа, что говорит о внутренней зрелости самого повествователя. При прочтении третьей части складывается впечатление, что она написана совсем другим человеком.

По жанровым особенностям большинство исследователей относят «Чистый понедельник» к новелле, потому что в центре сюжета имеется переворотный момент, который заставляет по-другому интерпретировать произведение. Речь идёт об уходе героини в монастырь.

Новелла И.А. Бунина отличается сложной пространственно-временной организацией. Действие происходит в конце 1911 – начале 1912 годов. Это подтверждается упоминанием конкретных дат и текстовыми отсылками к реальным историческим лицам, которые были известны и узнаваемы в то время. Например, герои впервые встречаются на лекции Андрея Белого, а на театральном капустнике перед читателем появляется деятель искусств Сулержицкий, с которым как раз и танцует героиня.

Временной диапазон небольшого произведения достаточно широк. Существует три конкретные даты: 1912 год – время сюжетных событий, 1914 год – дата последней встречи героев, а также некое «сегодня» рассказчика. Весь текст наполнен дополнительными временными ориентирами и ссылками: «могилы Эртеля, Чехова», «дом, где жил Грибоедов», упоминается допетровская Русь, концерт Шаляпина, раскольничье Рогожское кладбище, князь Юрий Долгорукий и много другое. Получается, что события рассказа вписываются в общий исторический контекст, оказываются не просто конкретным описанием отношений между мужчиной и женщиной, а олицетворяют собой целую эпоху.

Неслучайно ряд исследователей призывают видеть в героини образ самой России, а её поступок трактовать как призыв автора идти не революционным путём, а искать покаяние и сделать всё, чтобы изменить жизнь целой страны. Отсюда и название новеллы «Чистый понедельник», который как первый день Великого поста должен стать отправной точкой на пути к лучшему.

Основных действующих лиц в рассказе «Чистый понедельник» всего два. Это героиня и сам рассказчик. Их имена читатель так и не узнаёт.

В центре произведения находится образ героиня, а герой показан уже через призму их отношений. Девушка умна. Часто говорит по-философски мудро: «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету».

В героине уживаются противоположные сущности, в её образе много противоречий. С одной стороны, её нравится роскошь, светская жизнь, посещение театров, ресторанов. Однако это не мешает внутренней тяги к иному, значительному, прекрасному, религиозному. Она увлекается литературным наследием, причём не только отечественным, но и европейским. Часто цитирует известные произведения мировой классики, житийную литературу рассказывает о старинных обрядах и похоронах.

Девушка категорически отрицает возможность брака, считает, что не годится в жены. Героиня ищет себя, зачастую пребывает в раздумьях. Она умна, красива и зажиточна, но рассказчик каждый день убеждался: «похоже было на то, что ей ничего не нужно: ни книги, ни обеды, ни театры, ни ужины за городом…» В этом мире она постоянно и до какой-то поры бессмысленно ищет себя. Её привлекает роскошная, весёлая жизнь, но вместе с тем она ей противна: «Не понимаю, как это не надоест людям всю жизнь, каждый день обедать, ужинать». Правда, сама она и «обедала и ужинала с московским пониманием дела. Явной слабостью её была только хорошая одежда, бархат, шелка, дорогой мех…». Именно такой противоречивый образ героини создаёт И.А. Бунин в своём произведении.

Желая найти для себя что-то иное, она посещает церкви, соборы. Девушке удаётся вырваться из привычного окружения, пусть и не благодаря любви, которая оказывается не настолько возвышенной и всемогущей. Найти себя ей помогает вера и уход от мирской жизни. Такой поступок подтверждает сильный и волевой характер героини. Именно так она отвечает на собственные размышления о смысле жизни, понимая бесполезность той, которую ведет в светском обществе. В монастыре главным для человека становится любовь к Богу, служение ему и людям, тогда как всё пошлое, низменное, недостойное и обыденное больше не станет беспокоить её.

Главная идея рассказа И.А. Бунина «Чистый понедельник»

В этом произведении Бунин выводит на первый план историю отношений между двумя людьми, но основные смыслы скрыты намного глубже. Однозначно интерпретировать этот рассказа не получится, так как он одновременно посвящён и любви, и нравственности, и философии, и истории. Однако основное направление мысли писателя сводится к вопросам судьбы самой России. По мнению автора, страна должна очиститься от своих грехов и возродиться духовно, как это сделала героиня произведения «Чистый понедельник».

Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов — и разгоралась вечерняя, освобождающаяся от дневных дел московская жизнь: гуще и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели переполненные, ныряющие трамваи, — в сумраке уже видно было, как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды — оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие прохожие... Каждый вечер мчал меня в этот час на вытягивающемся рысаке мой кучер — от Красных ворот к храму Христа Спасителя: она жила против него; каждый вечер я возил ее обедать в «Прагу», в «Эрмитаж», в «Метрополь», после обеда в театры, на концерты, а там к «Яру», в «Стрельну»... Чем все это должно кончиться, я не знал и старался не думать, не додумывать: было бесполезно — так же, как говорить с ней об этом: она раз навсегда отвела разговоры о нашем будущем; она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения — совсем близки мы все еще не были; и все это без конца держало меня в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании — и вместе с тем был я несказанно счастлив каждым часом, проведенным возле нее. Она зачем-то училась на курсах, довольно редко посещала их, но посещала. Я как-то спросил: «Зачем?» Она пожала плечом: «А зачем все делается на свете? Разве мы понимаем что-нибудь в наших поступках? Кроме того, меня интересует история...» Жила она одна, — вдовый отец ее, просвещенный человек знатного купеческого рода, жил на покое в Твери, что-то, как все такие купцы, собирал. В доме против храма Спасителя она снимала ради вида на Москву угловую квартиру на пятом этаже, всего две комнаты, но просторные и хорошо обставленные. В первой много места занимал широкий турецкий диван, стояло дорогое пианино, на котором она все разучивала медленное, сомнамбулически прекрасное начало «Лунной сонаты», — только одно начало, — на пианино и на подзеркальнике цвели в граненых вазах нарядные цветы, — по моему приказу ей доставляли каждую субботу свежие, — и когда я приезжал к ней в субботний вечер, она, лежа на диване, над которым зачем-то висел портрет босого Толстого, не спеша протягивала мне для поцелуя руку и рассеянно говорила: «Спасибо за цветы...» Я привозил ей коробки шоколаду, новые книги — Гофмансталя, Шницлера, Тетмайера, Пшибышевского, — и получал все то же «спасибо» и протянутую теплую руку, иногда приказание сесть возле дивана, не снимая пальто. «Непонятно почему, — говорила она в раздумье, гладя мой бобровый воротник, — но, кажется, ничего не может быть лучше запаха зимнего воздуха, с которым входишь со двора в комнату...» Похоже было на то, что ей ничто не нужно: ни цветы, ни книги, ни обеды, ни театры, ни ужины за городом, хотя все-таки цветы были у нее любимые и нелюбимые, все книги, какие я ей привозил, она всегда прочитывала, шоколаду съедала за день целую коробку, за обедами и ужинами ела не меньше меня, любила расстегаи с налимьей ухой, розовых рябчиков в крепко прожаренной сметане, иногда говорила: «Не понимаю, как это не надоест людям всю жизнь, каждый день обедать, ужинать», — но сама и обедала и ужинала с московским пониманием дела. Явной слабостью ее была только хорошая одежда, бархат, шелка, дорогой мех... Мы оба были богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах, на концертах нас провожали взглядами. Я, будучи родом из Пензенской губернии, был в ту пору красив почему-то южной, горячей красотой, был даже «неприлично красив», как сказал мне однажды один знаменитый актер, чудовищно толстый человек, великий обжора и умница. «Черт вас знает, кто вы, сицилианец какой-то», — сказал он сонно; и характер был у меня южный, живой, постоянно готовый к счастливой улыбке, к доброй шутке. А у нее красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенен был темным пушком; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками (а на курсы ходила скромной курсисткой, завтракала за тридцать копеек в вегетарианской столовой на Арбате); и насколько я был склонен к болтливости, к простосердечной веселости, настолько она была чаще всего молчалива: все что-то думала, все как будто во что-то мысленно вникала; лежа на диване с книгой в руках, часто опускала ее и вопросительно глядела перед собой: я это видел, заезжая иногда к ней и днем, потому что каждый месяц она дня три-четыре совсем не выходила и не выезжала из дому, лежала и читала, заставляя и меня сесть в кресло возле дивана и молча читать. — Вы ужасно болтливы и непоседливы, — говорила она, — дайте мне дочитать главу... — Если бы я не был болтлив и непоседлив, я никогда, может быть, не узнал бы вас, — отвечал я, напоминая ей этим наше знакомство: как-то в декабре, попав в Художественный кружок на лекцию Андрея Белого, который пел ее, бегая и танцуя на эстраде, я так вертелся и хохотал, что она, случайно оказавшаяся в кресле рядом со мной и сперва с некоторым недоумением смотревшая на меня, тоже наконец рассмеялась, и я тотчас весело обратился к ней. — Все так, — говорила она, — но все-таки помолчите немного, почитайте что-нибудь, покурите... — Не могу я молчать! Не представляете вы себе всю силу моей любви к вам! Не любите вы меня! — Представляю. А что до моей любви, то вы хорошо знаете, что, кроме отца и вас, у меня никого нет на свете. Во всяком случае, вы у меня первый и последний. Вам этого мало? Но довольно об этом. Читать при вас нельзя, давайте чай пить... И я вставал, кипятил воду в электрическом чайнике на столике за отвалом дивана, брал из ореховой горки, стоявшей в углу за столиком, чашки, блюдечки, говоря, что придет в голову: — Вы дочитали «Огненного ангела»? — Досмотрела. До того высокопарно, что совестно читать. — А отчего вы вчера вдруг ушли с концерта Шаляпина? — Не в меру разудал был. И потом желтоволосую Русь я вообще не люблю. — Все-то вам не нравится! — Да, многое... «Странная любовь!» — думал я и, пока закипала вода, стоял, смотрел в окна. В комнате пахло цветами, и она соединялась для меня с их запахом; за одним окном низко лежала вдали огромная картина заречной снежно-сизой Москвы; в другое, левее, была видна часть Кремля, напротив, как-то не в меру близко, белела слишком новая громада Христа Спасителя, в золотом куполе которого синеватыми пятнами отражались галки, вечно вившиеся вокруг него... «Странный город! — говорил я себе, думая об Охотном ряде, об Иверской, о Василии Блаженном. — Василий Блаженный — и Спас-на-Бору, итальянские соборы — и что-то киргизское в остриях башен на кремлевских стенах...» Приезжая в сумерки, я иногда заставал ее на диване только в одном шелковом архалуке, отороченном соболем, — наследство моей астраханской бабушки, сказала она, — сидел возле нее в полутьме, не зажигая огня, и целовал ее руки, ноги, изумительное в своей гладкости тело... И она ничему не противилась, но все молча. Я поминутно искал ее жаркие губы — она давала их, дыша уже порывисто, но все молча. Когда же чувствовала, что я больше не в силах владеть собой, отстраняла меня, садилась и, не повышая голоса, просила зажечь свет, потом уходила в спальню. Я зажигал, садился на вертящийся табуретик возле пианино и постепенно приходил в себя, остывал от горячего дурмана. Через четверть часа она выходила из спальни одетая, готовая к выезду, спокойная и простая, точно ничего и не было перед этим: — Куда нынче? В «Метрополь», может быть? И опять весь вечер мы говорили о чем-нибудь постороннем. Вскоре после нашего сближения она сказала мне, когда я заговорил о браке: — Нет, в жены я не гожусь. Не гожусь, не гожусь... Это меня не обезнадежило. «Там видно будет!» — сказал я себе в надежде на перемену ее решения со временем и больше не заговаривал о браке. Наша неполная близость казалась мне иногда невыносимой, но и тут — что оставалось мне, кроме надежды на время? Однажды, сидя возле нее в этой вечерней темноте и тишине, я схватился за голову: — Нет, это выше моих сил! И зачем, почему надо так жестоко мучить меня и себя! Она промолчала. — Да, все-таки это не любовь, не любовь... Она ровно отозвалась из темноты: — Может быть. Кто же знает, что такое любовь? — Я, я знаю! — воскликнул я. — И буду ждать, когда и вы узнаете, что такое любовь, счастье! — Счастье, счастье... «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету». — Это что? — Это так Платон Каратаев говорил Пьеру. Я махнул рукой: — Ах, бог с ней, с этой восточной мудростью! И опять весь вечер говорил только о постороннем — о новой постановке Художественного театра, о новом рассказе Андреева... С меня опять было довольно и того, что вот я сперва тесно сижу с ней в летящих и раскатывающихся санках, держа ее в гладком мехе шубки, потом вхожу с ней в людную залу ресторана под марш из «Аиды», ем и пью рядом с ней, слышу ее медленный голос, гляжу на губы, которые целовал час тому назад, — да, целовал, говорил я себе, с восторженной благодарностью глядя на них, на темный пушок над ними, на гранатовый бархат платья, на скат плеч и овал грудей, обоняя какой-то слегка пряный запах ее волос, думая: «Москва, Астрахань, Персия, Индия!» В ресторанах за городом, к концу ужина, когда все шумней становилось кругом в табачном дыму, она, тоже куря и хмелея, вела меня иногда в отдельный кабинет, просила позвать цыган, и они входили нарочито шумно, развязно: впереди хора, с гитарой на голубой ленте через плечо, старый цыган в казакине с галунами, с сизой мордой утопленника, с голой, как чугунный шар, головой, за ним цыганка-запевало с низким лбом под дегтярной челкой... Она слушала песни с томной, странной усмешкой... В три, в четыре часа ночи я отвозил ее домой, на подъезде, закрывая от счастья глаза, целовал мокрый мех ее воротника и в каком-то восторженном отчаянии летел к Красным воротам. И завтра и послезавтра будет все то же, думал я, — все та же мука и все то же счастье... Ну что ж — все-таки счастье, великое счастье! Так прошел январь, февраль, пришла и прошла масленица. В прощеное воскресенье она приказала мне приехать к ней в пятом часу вечера. Я приехал, и она встретила меня уже одетая, в короткой каракулевой шубке, в каракулевой шляпке, в черных фетровых ботиках. — Все черное! — сказал я, входя, как всегда, радостно. Глаза ее были ласковы и тихи. — Ведь завтра уже чистый понедельник, — ответила она, вынув из каракулевой муфты и давая мне руку в черной лайковой перчатке. — «Господи владыко живота моего...» Хотите поехать в Новодевичий монастырь? Я удивился, но поспешил сказать: — Хочу! — Что ж все кабаки да кабаки, — прибавила она. — Вот вчера утром я была на Рогожском кладбище... Я удивился еще больше: — На кладбище? Зачем? Это знаменитое раскольничье? — Да, раскольничье. Допетровская Русь! Хоронили ихнего архиепископа. И вот представьте себе: гроб — дубовая колода, как в древности, золотая парча будто кованая, лик усопшего закрыт белым «воздухом», шитым крупной черной вязью — красота и ужас. А у гроба диаконы с рипидами и трикириями... — Откуда вы это знаете? Рипиды, трикирии! — Это вы меня не знаете. — Не знал, что вы так религиозны. — Это не религиозность. Я не знаю что... Но я, например, часто хожу по утрам или по вечерам, когда вы не таскаете меня по ресторанам, в кремлевские соборы, а вы даже и не подозреваете этого... Так вот: диаконы — да какие! Пересвет и Ослябя! И на двух клиросах два хора, тоже все Пересветы: высокие, могучие, в длинных черных кафтанах, поют, перекликаясь, — то один хор, то другой, — и все в унисон, и не по нотам, а по «крюкам». А могила была внутри выложена блестящими еловыми ветвями, а на дворе мороз, солнце, слепит снег... Да нет, вы этого не понимаете! Идем... Вечер был мирный, солнечный, с инеем на деревьях; на кирпично-кровавых стенах монастыря болтали в тишине галки, похожие на монашенок, куранты то и дело тонко и грустно играли на колокольне. Скрипя в тишине по снегу, мы вошли в ворота, пошли по снежным дорожкам по кладбищу, — солнце только что село, еще совсем было светло, дивно рисовались на золотой эмали заката серым кораллом сучья в инее, и таинственно теплились вокруг нас спокойными, грустными огоньками неугасимые лампадки, рассеянные над могилами. Я шел за ней, с умилением глядел на ее маленький след, на звездочки, которые оставляли на снегу новые черные ботики, — она вдруг обернулась, почувствовав это: — Правда, как вы меня любите! — сказала она с тихим недоумением, покачав головой. Мы постояли возле могил Эртеля, Чехова. Держа руки в опущенной муфте, она долго глядела на чеховский могильный памятник, потом пожала плечом: — Какая противная смесь сусального русского стиля и Художественного театра! Стало темнеть, морозило, мы медленно вышли из ворот, возле которых покорно сидел на козлах мой Федор. — Поездим еще немножко, — сказала она, — потом поедем есть последние блины к Егорову... Только не шибко, Федор, — правда? — Слушаю-с. — Где-то на Ордынке есть дом, где жил Грибоедов. Поедем его искать... И мы зачем-то поехали на Ордынку, долго ездили по каким-то переулкам в садах, были в Грибоедовском переулке; но кто ж мог указать нам, в каком доме жил Грибоедов, — прохожих не было ни души, да и кому из них мог быть нужен Грибоедов? Уже давно стемнело, розовели за деревьями в инее освещенные окна... — Тут есть еще Марфо-Мариинская обитель, — сказала она. Я засмеялся: — Опять в обитель? — Нет, это я так... В нижнем этаже в трактире Егорова в Охотном ряду было полно лохматыми, толсто одетыми извозчиками, резавшими стопки блинов, залитых сверх меры маслом и сметаной, было парно, как в бане. В верхних комнатах, тоже очень теплых, с низкими потолками, старозаветные купцы запивали огненные блины с зернистой икрой замороженным шампанским. Мы прошли во вторую комнату, где в углу, перед черной доской иконы богородицы троеручицы, горела лампадка, сели за длинный стол на черный кожаный диван... Пушок на ее верхней губе был в инее, янтарь щек слегка розовел, чернота райка совсем слилась с зрачком, — я не мог отвести восторженных глаз от ее лица. А она говорила, вынимая платочек из душистой муфты: — Хорошо! Внизу дикие мужики, а тут блины с шампанским и богородица троеручица. Три руки! Ведь это Индия! Вы — барин, вы не можете понимать так, как я, всю эту Москву. — Могу, могу! — отвечал я. — И давайте закажем обед си́лен! — Как это «си́лен»? — Это значит — сильный. Как же вы не знаете? «Рече Гюрги...» — Как хорошо! Гюрги! — Да, князь Юрий Долгорукий. «Рече Гюрги ко Святославу, князю Северскому: „Приди ко мне, брате, в Москову“ и повеле устроить обед силен». — Как хорошо. И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь. Да еще в церковных песнопениях. Недавно я ходила в Зачатьевский монастырь — вы представить себе не можете, до чего дивно поют там стихиры! А в Чудовом еще лучше. Я прошлый год все ходила туда на Страстной. Ах, как было хорошо! Везде лужи, воздух уж мягкий, на душе как-то нежно, грустно и все время это чувство родины, ее старины... Все двери в соборе открыты, весь день входит и выходит простой народ, весь день службы... Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой, вологодский, вятский! Я хотел сказать, что тогда и я уйду или зарежу кого-нибудь, чтобы меня загнали на Сахалин, закурил, забывшись от волнения, но подошел половой в белых штанах и белой рубахе, подпоясанный малиновым жгутом, почтительно напомнил: — Извините, господин, курить у нас нельзя... И тотчас, с особой угодливостью, начал скороговоркой: — К блинам что прикажете? Домашнего травничку? Икорки, семушки? К ушице у нас херес на редкость хорош есть, а к наважке... — И к наважке хересу, — прибавила она, радуя меня доброй разговорчивостью, которая не покидала ее весь вечер. И я уже рассеянно слушал, что она говорила дальше. А она говорила с тихим светом в глазах: — Я русское летописное, русские сказания так люблю, что до тех пор перечитываю то, что особенно нравится, пока наизусть не заучу. «Был в русской земле город, названием Муром, в нем же самодержствовал благоверный князь, именем Павел. И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном...» Я шутя сделал страшные глаза: — Ой, какой ужас! Она, не слушая, продолжала: — Так испытывал ее бог. «Когда же пришло время ее благостной кончины, умолили бога сей князь и княгиня преставиться им в един день. И сговорились быть погребенными в едином гробу. И велели вытесать в едином камне два гробных ложа. И облеклись, такожде единовременно, в монашеское одеяние...» И опять моя рассеянность сменилась удивлением и даже тревогой: что это с ней нынче? И вот, в этот вечер, когда я отвез ее домой совсем не в обычное время, в одиннадцатом часу, она, простясь со мной на подъезде, вдруг задержала меня, когда я уже садился в сани: — Погодите. Заезжайте ко мне завтра вечером не раньте десяти. Завтра «капустник» Художественного театра. — Так что? — спросил я. — Вы хотите поехать на этот «капустник»? — Да. — Но вы же говорили, что не знаете ничего пошлее этих «капустников»! — И теперь не знаю. И все-таки хочу поехать. Я мысленно покачал головой, — все причуды, московские причуды! — и бодро отозвался: — Ол райт! В десять часов вечера на другой день, поднявшись в лифте к ее двери, я отворил дверь своим ключиком и не сразу вошел из темной прихожей: за ней было необычно светло, все было зажжено, — люстры, канделябры по бокам зеркала и высокая лампа под легким абажуром за изголовьем дивана, а пианино звучало началом «Лунной сонаты» — все повышаясь, звуча чем дальше, тем все томительнее, призывнее, в сомнамбулически-блаженной грусти. Я захлопнул дверь прихожей, — звуки оборвались, послышался шорох платья. Я вошел — она прямо и несколько театрально стояла возле пианино в черном бархатном платье, делавшем ее тоньше, блистая его нарядностью, праздничным убором смольных волос, смуглой янтарностью обнаженных рук, плеч, нежного, полного начала грудей, сверканием алмазных сережек вдоль чуть припудренных щек, угольным бархатом глаз и бархатистым пурпуром губ; на висках полуколечками загибались к глазам черные лоснящиеся косички, придавая ей вид восточной красавицы с лубочной картинки. — Вот если бы я была певица и пела на эстраде, — сказала она, глядя на мое растерянное лицо, — я бы отвечала на аплодисменты приветливой улыбкой и легкими поклонами вправо и влево, вверх и в партер, а сама бы незаметно, но заботливо отстраняла ногой шлейф, чтобы не наступить на него... На «капустнике» она много курила и все прихлебывала шампанское, пристально смотрела на актеров, с бойкими выкриками и припевами изображавших нечто будто бы парижское, на большого Станиславского с белыми волосами и черными бровями и плотного Москвина в пенсне на корытообразном лице, — оба с нарочитой серьезностью и старательностью, падая назад, выделывали под хохот публики отчаянный канкан. К нам подошел с бокалом в руке, бледный от хмеля, с крупным потом на лбу, на который свисал клок его белорусских волос, Качалов, поднял бокал и, с деланной мрачной жадностью глядя на нее, сказал своим низким актерским голосом: — Царь-девица, Шамаханская царица, твое здоровье! И она медленно улыбнулась и чокнулась с ним. Он взял ее руку, пьяно припал к ней и чуть не свалился с ног. Справился и, сжав зубы, взглянул на меня: — А это что за красавец? Ненавижу. Потом захрипела, засвистала и загремела, вприпрыжку затопала полькой шарманка — и к нам, скользя, подлетел маленький, вечно куда-то спешащий и смеющийся Сулержицкий, изогнулся, изображая гостинодворскую галантность, поспешно пробормотал: — Дозвольте пригласить на полечку Транблан... И она, улыбаясь, поднялась и, ловко, коротко притопывая, сверкая сережками, своей чернотой и обнаженными плечами и руками, пошла с ним среди столиков, провожаемая восхищенными взглядами и рукоплесканиями, меж тем как он, задрав голову, кричал козлом:

Пойдем, пойдем поскорее
С тобой польку танцевать!

В третьем часу ночи она встала, прикрыв глаза. Когда мы оделись, посмотрела на мою бобровую шапку, погладила бобровый воротник и пошла к выходу, говоря не то шутя, не то серьезно: — Конечно, красив. Качалов правду сказал... «Змей в естестве человеческом, зело прекрасном...» Дорогой молчала, клоня голову от светлой лунной метели, летевшей навстречу. Полный месяц нырял в облаках над Кремлем, — «какой-то светящийся череп», — сказала она. На Спасской башне часы били три, — еще сказала: — Какой древний звук, что-то жестяное и чугунное. И вот так же, тем же звуком било три часа ночи и в пятнадцатом веке. И во Флоренции совсем такой же бой, он там напоминал мне Москву... Когда Федор осадил у подъезда, безжизненно приказала: — Отпустите его... Пораженный, — никогда не позволяла она подниматься к ней ночью, — я растерянно сказал: — Федор, я вернусь пешком... И мы молча потянулись вверх в лифте, вошли в ночное тепло и тишину квартиры с постукивающими молоточками в калориферах. Я снял с нее скользкую от снега шубку, она сбросила с волос на руки мне мокрую пуховую шаль и быстро прошла, шурша нижней шелковой юбкой, в спальню. Я разделся, вошел в первую комнату и с замирающим точно над пропастью сердцем сел на турецкий диван. Слышны были ее шаги за открытыми дверями освещенной спальни, то, как она, цепляясь за шпильки, через голову стянула с себя платье... Я встал и подошел к дверям: она, только в одних лебяжьих туфельках, стояла, спиной ко мне, перед трюмо, расчесывая черепаховым гребнем черные нити длинных, висевших вдоль лица волос. — Вот все говорил, что я мало о нем думаю, — сказала она, бросив гребень на подзеркальник, и, откидывая волосы на спину, повернулась ко мне: — Нет, я думала... На рассвете я почувствовал ее движение. Открыл глаза — она в упор смотрела на меня. Я приподнялся из тепла постели и ее тела, она склонилась ко мне, тихо и ровно говоря: — Нынче вечером я уезжаю в Тверь. Надолго ли, один бог знает... И прижалась своей щекой к моей, — я чувствовал, как моргает ее мокрая ресница. — Я все напишу, как только приеду. Все напишу о будущем. Прости, оставь меня теперь, я очень устала... И легла на подушку. Я осторожно оделся, робко поцеловал ее в волосы и на цыпочках вышел на лестницу, уже светлеющую бледным светом. Шел пешком по молодому липкому снегу, — метели уже не было, все было спокойно и уже далеко видно вдоль улиц, пахло и снегом и из пекарен. Дошел до Иверской, внутренность которой горячо пылала и сияла целыми кострами свечей, стал в толпе старух и нищих на растоптанный снег на колени, снял шапку... Кто-то потрогал меня за плечо — я посмотрел: какая-то несчастнейшая старушонка глядела на меня, морщась от жалостных слез. — Ох, не убивайся, не убивайся так! Грех, грех! Письмо, полученное мною недели через две после того, было кратко — ласковая, но твердая просьба не ждать ее больше, не пытаться искать, видеть: «В Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг... Пусть бог даст сил не отвечать мне — бесполезно длить и увеличивать нашу муку...» Я исполнил ее просьбу. И долго пропадал по самым грязным кабакам, спивался, всячески опускаясь все больше и больше. Потом стал понемногу оправляться — равнодушно, безнадежно... Прошло почти два года с того чистого понедельника... В четырнадцатом году, под Новый год, был такой же тихий, солнечный вечер, как тот, незабвенный. Я вышел из дому, взял извозчика и поехал в Кремль. Там зашел в пустой Архангельский собор, долго стоял, не молясь, в его сумраке, глядя на слабое мерцанье старого золота иконостаса и надмогильных плит московских царей, — стоял, точно ожидая чего-то, в той особой тишине пустой церкви, когда боишься вздохнуть в ней. Выйдя из собора, велел извозчику ехать на Ордынку, шагом ездил, как тогда, по темным переулкам в садах с освещенными под ними окнами, поехал по Грибоедовскому переулку — и все плакал, плакал... На Ордынке я остановил извозчика у ворот Марфо-Мариинской обители: там во дворе чернели кареты, видны были раскрытые двери небольшой освещенной церкви, из дверей горестно и умиленно неслось пение девичьего хора. Мне почему-то захотелось непременно войти туда. Дворник у ворот загородил мне дорогу, прося мягко, умоляюще: — Нельзя, господин, нельзя! — Как нельзя? В церковь нельзя? — Можно, господин, конечно, можно, только прошу вас за ради бога, не ходите, там сичас великая княгиня Ельзавет Федровна и великий князь Митрий Палыч... Я сунул ему рубль — он сокрушенно вздохнул и пропустил. Но только я вошел во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними, вся в белом, длинном, тонколикая, в белом обрусе с нашитым на него золотым крестом на лбу, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечой в руке, великая княгиня; а за нею тянулась такая же белая вереница поющих, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестер, — уж не знаю, кто были они и куда шли. Я почему-то очень внимательно смотрел на них. И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня... Что она могла видеть в темноте, как могла она почувствовать мое присутствие? Я повернулся и тихо вышел из ворот. 12 мая 1944

Рассказ И.А.Бунина "Чистый понедельник" написан 12 мая 1944 года, когда всему миру уже было понятно. что Советская армия одерживает победу над фашистской Германией. Именно тогда Бунин пересматривает своё отношение к Советской России, которую он не принял после Октябрьской революции, вследствие чего и уехал за границу. У писателя возникло желание обратиться к истокам, началу всех бедствий, которые постигли Россию.

Рассказ входит в сборник "Тёмные аллеи", но отличается своеобразием. Сам Бунин считал этот рассказ самым лучшим из всего, что он написал. В дневнике автора сохранилась запись от 1944 года в ночь с 8 на 9 мая: "Час ночи. Встал из-за стола - осталось дописать несколько страниц "Чистого понедельника". Погасил свет, открыл окно проветрить комнату - ни малейшего движения воздуха..." Он просит Господа, чтобы тот дал ему силы завершить рассказ. Это значит, что писатель придавал огромное значение этому произведению. А уже 12 мая он делает запись в дневнике, где благодарит Бога, что позволил ему написать "Чистый понедельник".

Перед нами поэтический портрет эпохи Серебряного века с его идейным разбродом и духовными исканиями. Попробуем следовать шаг за шагом за автором, чтобы понять, в чём уникальность этого произведения.

Рассказ открывается городской зарисовкой.

"Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов - и разгоралась вечерняя, освобождённая от дневных дел московская жизнь..." Уже в одном предложении встречаются эпитеты: "тепло" - "холодно", возможно, указывая на сложные и противоречивые явления и характеры. Московская вечерняя суета подчёркивается множеством деталей и сравнений: "гуще и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели переполненные, ныряющие трамваи", "с шипением сыпались с проводов зелёные звёзды". ..Перед нами жизнь - суета, жизнь - искушение и соблазн, недаром при описании падающий с проводов трамвая искр автор использует не только метафору "зелёные звёзды", но и эпитет "с шипением", что ассоциативно вызывает в памяти образ змия - искусителя в библейском саду. Мотивы суеты и искушения являются ведущими в рассказе.

Повествование идёт от лица героя, а не героини, что очень важно. Она загадочна, таинственна и непонятна, сложна и противоречива и такой остаётся до финала рассказа - не до конца объяснённой. Он же прост, понятен, лёгок в общении, не обладает рефлексией героини. Имён нет, может быть, потому, что молодые люди олицетворяют предреволюционную эпоху и их образы несут в себе какой-то символический подтекст, который мы и попытаемся выявить.

Текст насыщен многими историческими и культурологическими деталями, которые требуют особого комментария. Молодой человек живёт у Красных ворот. Это памятник Елизаветинского барокко. В начале 18 века - Триумфальные ворота для торжественного въезда Петра Первого. За свою красоту они стали называться Красными. В 1927 году ворота разобрали для упорядочения уличного движения. Сохранилось название станции метро "Красные ворота". Думаю, место жительства героя ассоциируется с торжеством, праздником. А героиня живёт у Храма Христа Спасителя, который был задуман Александром Первым как благодарность Богу о заступничестве за Россию и памятник славным деяниям русского народа в Отечественную войну 1812 года. Главный престол посвящён Рождеству Христову - 25 декабря - в этот день неприятель был изгнан из России. Храм разрушен большевиками 5 декабря 1931 года, а в настоящее время он восстановлен. Долгое время на месте храма был бассейн "Москва".

Каждый вечер герой мчится на вытягивающемся рысаке от Красных ворот к Храму Христа Спасителя. У него собственный кучер, который один в рассказе имеет имя: его зовут Фёдор. Но текст насыщен именами писателей и культурных деятелей эпохи Серебряного века, что точно и детально воссоздаёт атмосферу того времени. Каждый вечер герой возит возлюбленную обедать в модные и дорогие рестораны: в "Прагу", в "Эрмитаж", в "Метрополь", затем молодые люди посещают театры, концерты, после мероприятий вновь отправляются в рестораны: в "Яр" (ресторан на углу Кузнецкого моста и Неглинной улицы), в "Стрельну" - загородный ресторан в Мскве с огромным зимним садом.

Свои отношения с героиней молодой человек называет странными: девушка отводила все разговоры о будущем, была загадочна и непонятна для него, они не были близки до конца, и это держало героя "в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании", но юноша был "несказанно счастлив каждым часом, проведённым возле неё".

Важную роль в характеристике героини имеет интерьер, в котором сочетаются как восточные, так и западные детали. Например, широкий турецкий диван (Восток) и дорогое пианино (Запад). Девушка разучивала "медленное, сомнамбулически прекрасное начало "Лунной сонаты". Героиня и сама стоит только в начале своего пути, она на перепутье, никак не может решить, куда ей идти, к чему стремиться. А герой не задаёт никаких себе вопросов, он просто живёт и наслаждается каждым мигом, радуется каждому мгновению. Казалось бы, о чём печалиться? Оба богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что повсюду их провожают завистливыми взглядами.

Не случайно над диваном героини висит портрет босого Толстого. В конце жизни великий старец ушёл из дома, чтобы начать новую жизнь, стремясь к нравственному самосовершенствованию. Поэтому уход героини из мирской жизни на послушание в монастырь в конце рассказа не кажется таким неожиданным.

Немаловажное значение в рассказе имеют портреты героев. Он, родом из Пензенской губернии, красив почему- то южной, горячей красотой. "сицилианец какой-то". Да и характер у молодого человека южный, живой, постоянно готовый к счастливой улыбке, к доброй шутке. В общем, он олицетворяет собой Запад с его установкой на успешность и личное счастье. у девушки "красота какая-то индийская, персидская: смугло- янтарное лицо. великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы; мягко блестящие, как чёрный соболий мех, брови; чёрные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто- пунцовыми губами рот оттенён был тёмным пушком..." Явной слабостью героини была хорошая одежда, бархат, шелка, дорогой мех. Чаще всего она надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застёжками. Но на курсы она ходила скромной курсисткой и завтракала в вегетарианской столовой на Арбате за 30 копеек. героиня словно выбирает между роскошью и простотой, она постоянно о чём-то думает, много читает, иногда по три-четыре дня не выходит из дом.

Интересна история знакомства молодых людей. В декабре 1912 года они попали в Художественный кружок на лекцию Андрея Белого. Здесь Бунин намеренно нарушает хронологическую точность. Дело в том, что в 1912-1913 годах Белый находился не в Москве, а в Германии. Но автору важнее воссоздать сам дух эпохи, её многообразие. Упоминаются и другие культурные деятели Серебряного века. В частности, упоминается повесть Валерия Брюсова "Огненный ангел", которую героиня не дочитала из-за её высокопарности. Ушла она и с концерта Шаляпина, посчитав, что знаменитый певец "не в меру разудал". На всё у неё есть своё мнение, свои симпатии и антипатии. В начале рассказа упоминаются модные писатели того времени, которых читает девушка: Гофмансталь, Пшебышевский. Шницлер, Тетмайер.

Стоит обратить внимание и на описание Москвы, видной из окна героини. Она поселилась на пятом этаже угловой комнаты напротив Храма Христа Спасителя исключительно ради вида из окна: "...за одним окном низко лежала вдали огромная картина заречной снежно -сизой Москвы, в другое, левее, была видна часть Кремля, напротив как-то не в меру близко, белела слишком новая громада Христа Спасителя, в золотом куполе которого синеватыми пятнами отражались галки, вечно вившиеся вокруг него. .." "Странный город!" - думает герой. Что же странного увидел он в Москве? Два начала: восточное и западное. "Василий Блаженный и Спас - на - Бору, итальянские соборы - и что-то киргизское в остриях башен на кремлёвских стенах..." - так размышляет молодой человек.

Ещё одна "говорящая" деталь в характеристике героини - её шёлковый архалук - наследство астраханской бабушки, снова восточный мотив.

Любовь и счастье... В решении этих философских вопросов герои расходятся. Для него любовь - это счастье. Она утверждает, что не годится для брака, а в ответ на его фразу: "Да, всё-таки это не любовь, не любовь..." - отзывается из темноты: "Может быть. Кто же знает, что такое счастье?" Она цитирует слова Платона Каратаева из романа Л.Н.Толстого "Война и мир":"счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь - надулось, а вытащишь - ничего нету". Герой называет эти слова восточной мудростью.

Два дня из жизни героев описаны подробно. Первый - Прощёное воскресенье. В этот день молодой человек узнал о возлюбленной много нового. Она цитирует строку из великопостной молитвы Ефима Сирина:"Господи владыко живота моего..." - и приглашает героя в Новодевичий монастырь, а ещё сообщает, что была на Рогожском кладбище - знаменитом, раскольничьем, присутствовала на похоронах архиепископа. знает такие слова, как "рипиды", "трикирии". Молодой человек поражён: он не знал, что она так религиозна. Но девушка возражает:"Это не религиозность". Она и сама не знает, что это такое. Девушка восхищена церковной службой в кремлёвских соборах, диаконами и певцами церковного хора, сравнивает их с героями Куликовской битвы, монахами, отправленными святым Сергием Радонежским на помощь Дмитрию Донскому в противостоянии с Золотой Ордой. Думаю. имена Пересвета и Осляби имеют символический подтекст. Бывшие воины - богатыри уходят в монастырь, а затем снова совершают воинский подвиг. Ведь и девушка готовится к духовному подвигу.

Рассмотрим пейзаж, данный в момент посещения героями Новодевичьего монастыря. Одни детали подчёркивают красоту этого "мирного, солнечного" вечера: иней на деревьях, скрип шагов в тишине по снегу, золотая эмаль заката, серые кораллы сучьев в инее. Всё наполнено покоем, тишиной и гармонией, какой-то тёплой грустью. Чувство тревоги вызывают "кирпично-кровавые стены монастыря, болтливые галки, похожие на монашенок. Герои зачем-то поехали на Ордынку, искали дом Грибоедова, но так и не нашли его. Имя Грибоедова упоминается не случайно. Западник по своим взглядам, он погиб в посольстве на Востоке в Персии от рук разъярённой, фанатически настроенной толпы.

Следующий эпизод этого вечера происходит в знаменитом трактире Егорова в Охотном ряду, где старозаветные купцы запивали огненные блины с зернистой икрой замороженным шампанским (блины - символ русской масленицы, шампанское - символ западной культуры). Здесь героиня обращает внимание на икону Богородицы Троеручицы и с восхищением говорит:"Хорошо! Внизу дикие мужики, а тут блины с шампанским и Богородица Троеручица. Три руки! Ведь это Индия!" Героиня ошибается, конечно же. Троеручица никак не связана с индийским богом Шивой, но сближение с Востоком символично. Девушка цитирует строки из русских летописей, вспоминает, как ходила в прошлом году в Чудов монастырь на Страстной: "Ах, как было хорошо!Везде лужи, воздух уж мягкий, весенний, на душе как-то нежно, грустно и всё время чувство родины, её старины..." С тихим светом в глазах она говорит"Я русское летописное, русские сказания так люблю, что до тех пор перечитываю то, что особенно нравится, пока наизусть не заучу". Героиня пересказывает "Повесть о Петре и Февронии". Бунин сознательно объединяет два эпизода этой древнерусской повести. В одном к жене самодержавствующего благоверного муромского князя Павла стал являться змей "в естестве человеческом, зело прекрасном". Дьявольское искушение и соблазн - именно так воспринимает девушка молодого человека. А второй эпизод связан с образами святых благоверных Петра и Февронии, которые ушли в монастырь и преставились в один день и час.

А теперь проанализируем эпизод "В Чистый понедельник". Героиня приглашает молодого человека на "капустник" Художественного театра. Молодой человек, воспринимая это приглашение как очередные "московские причуды". так как раньше девушка считала эти капустники пошлостью, всё-таки ответил бодро и по-английски:"Ол райт!" Думаю, что это тоже характеристика героя, ассоциирующегося с Западом. Кстати, сам Бунин тоже не жаловал капустники и никогда там не бывал, поэтому в письме Б.Зайцеву спрашивал, точно ли он воссоздал атмосферу капустника, ему важно было быть точным во всех деталях.

Эпизод открывается описанием квартиры героини. Юноша открыл дверь своим ключом, но не сразу вошёл из тёмной прихожей. Его поразил яркий свет, всё было зажжено: люстры, канделябры по бокам зеркала и высокая лампа под лёгким абажуром за изголовьем дивана. Звучало начало "Лунной сонаты" - всё повышаясь, звуча чем дальше, тем всё томительнее, призывнее, в сомнамбулически-блаженной грусти.

Можно провести параллель со сборами Маргариты у Булгакова на бал сатаны. В спальне у Маргариты горели все огни. Трёхстворчатое окно светилось бешеным электрическим огнём. Упоминается и зеркало - трюмо как способ перехода из одного мира в другой.

Детально воссоздаётся внешний облик героини: прямая и несколько театральная поза, чёрное бархатное платье, которое делало её тоньше, праздничный убор смольных волос, смуглая янтарность обнажённых рук, плеч, нежного и полного начала грудей, сверкание алмазных серёжек вдоль чуть припудренных щёк, бархатистый пурпур губ; на висках полуколечками загибались к глазам чёрные лоснящиеся косички, придавая ей вид восточной красавицы с лубочной картины. Герой поражён такой блистательной красотой своей возлюбленной, у него растерянное лицо, а она с лёгкой иронией относится к своему внешнему виду:"Вот если бы я была певица и пела на эстраде... я бы отвечала на аплодисменты приветливой улыбкой и лёгкими поклонами вправо и влево, вверх и в партер, а сама бы незаметно, но заботливо отстраняла ногой шлейф, чтобы не наступить на него..."

"Капустник" - это бал сатаны, где героиня поддалась всем соблазнам: она много курила и всё прихлёбывала шампанское, пристально смотрела, как большой Станиславский с белыми волосами и чёрными бровями и плотный Москвин в пенсне на корытообразном лице выделывали под хохот публики отчаянный канкан..." Качалов назвал героиню "царь - девицей, Шамаханской царицей", и в этом определении подчёркивается и русская, и восточная красота героини.

Всё это карнавальное действо происходит в Чистый понедельник, начало поста. А это значит, что Чистого понедельника в религиозном смысле не было. Именно в эту ночь героиня впервые оставляет молодого человека у себя. А на рассвете тихо и ровно она говорит ему, что уезжает в тверь на неопределённое время, но обещает написать о будущем.

Молодой человек шёл домой по липкому снегу мимо Иверской часовни. "внутренность которой горячо пылала и сияла целыми кострами свечей. Здесь тоже яркий свет, но это другой свет - свет поста и покаяния, свет молитв. Он стал в толпе старух и нищий на растоптанный на колени, снял шапку. Какая-то несчастнейшая старушонка сказала ему, морщась от жалостных слёз: "Ох, не убивайся так! Грех! Грех!"

Через две недели он получил письмо с ласковой, но твёрдой просьбой не искать её. она решила идти на послушание и надеется решиться на постриг.

Жизнь героя превратилась в кромешный ад: он пропадал по самым грязным кабакам, спивался, опускался всё ниже и ниже. Потом понемногу стал оправляться - равнодушно, безнадёжно. Прошло два года с того Чистого понедельника. В 14 году под Новый год герой едет в Кремль, заезжает в пустой Архангельский собор, стоит долго, не молясь, словно чего-то ожидая. Проезжая по Ордынке, он вспоминал прошлое счастье и плакал, плакал. .. Герой остановился у ворот Марфо-Мариинской обители, куда не хотели его пускать из-за службы, где присутствовала Елизавета Фёдоровна. Сунув сторожу рубль, он вошёл во двор и увидел, как из церкви несли иконы, хоругви, а за ними вся в белом, длинном, тонколикая, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечой в руке, великая княгиня, а за ней белая вереница инокинь. Одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, устремила взгляд тёмных глаз в темноту, словно она почувствовала его присутствие. Так заканчивается этот удивительный рассказ.

«Чистый понедельник» И.А. Бунин считал лучшим своим произведением. Во многом из-за его смысловой глубины и неоднозначности интерпретации. Рассказ занимает важное место в цикле «Тёмные аллеи». Временем его написания считается май 1944 года. В этот период своей жизни Бунин находился во Франции вдали от родины, где шла Великая Отечественная война.

В таком свете маловероятно, что 73-летний писатель посвятил своё произведение только теме любви. Правильнее сказать, что через описание отношений между двумя людьми, их взглядов и мировоззрений перед читателем открывается правда современной жизни, её трагическая подоплёка и насущность многих нравственных проблем.

В центре рассказа история отношений вполне состоятельных мужчины и женщины, между которыми появляются чувства друг к другу. Они интересно и приятно проводят время, посещая рестораны, театры, трактиры и мн. др. Рассказчика и главного героя в одном лице тянет к ней, но возможность брака сразу исключается – девушка однозначно считает, что не годится для семейной жизни.

Однажды накануне Чистого понедельника в Прощёное воскресенье, она просит заехать за ней немного раньше. После чего они отправляются в Новодевичий монастырь, посещают местное кладбище, гуляют среди могил и вспоминают похороны архиепископа. Героиня понимает, как сильно её любит рассказчик, а сам мужчина подмечает большую религиозность своей спутницы. Женщина рассуждает про жизнь в монастыре и сама грозится отправиться в самый глухой из них. Правда, рассказчик не придаёт её словам особой важности.

На следующий день уже вечером по просьбе девушки они отправляются на театральный капустник. Достаточно странный выбор места – особенно учитывая то, что героиня не любит и не признаёт подобных сборищ. Там она пьёт шампанское, танцует и весело проводит время. После чего уже ночью рассказчик привозит её домой. Героиня просит подняться мужчину к ней. Они сближаются окончательно.

Наутро девушка сообщает, что уезжает ненадолго в Тверь. Спустя 2 недели от неё приходит письмо, в котором она прощается с рассказчиком, просит не искать её, так как «в Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг».

Мужчина выполняет её просьбу. Однако не брезгует времяпрепровождением в грязных кабаках и трактирах, предаваясь равнодушному существованию – «спивался, всячески опускаясь, все больше и больше». Затем долго приходит в себя, а через два года и вовсе решается на поездку во все те места, которые вместе с любимой они посетили в то Прощёное воскресенье. В какой-то момент героя охватывает некое безнадёжное смирение. Подъехав к Марфо-Марьинской обители, он узнаёт, что там идёт служба и даже проходит внутрь. Здесь в последний раз герой видит свою возлюбленную, которая участвует в службе вместе с другими монахинями. При этом девушка не видит мужчину, но взгляд её как раз направлен в темноту, где и стоит рассказчик. После чего он тихо покидает церковь.

Композиция рассказа
Композиция рассказа основывается на трёх частях. Первая служит для представления героев, описания их взаимоотношений и времяпрепровождения. Вторая часть посвящается событиям Прощёного воскресенья и Чистого понедельника. Самая короткая, но важная в смысловом плане третья часть завершает композицию.

Читая произведения и переходя от одной части к другой, видно духовное взросление не только героини, но и самого рассказчика. В конце рассказа перед нами уже не легкомысленный человек, а мужчина, испытавший горечь расставания с любимой, способный переживать и осмысливать свои поступки прошлого.

Учитывая, что герой и рассказчик – одно лицо, увидеть изменения в нём можно даже с помощью самого текста. Мировоззрение героя после грустной истории любви кардинально меняется. Рассказывая о себе в 1912 году, повествователь прибегает к иронии, показывая свою ограниченность в восприятии любимой. Важна только физическая близость, а сам герой не пытается понять чувств женщины, её религиозность, взгляды на жизнь и мн. др.

В заключительной части произведения мы видим рассказчика и мужчину, который понимает значение переживаемого опыта. Свою жизнь он оценивает ретроспективно и меняется общая тональность написания рассказа, что говорит о внутренней зрелости самого повествователя. При прочтении третьей части складывается впечатление, что она написана совсем другим человеком.

По жанровым особенностям большинство исследователей относят «Чистый понедельник» к новелле, потому что в центре сюжета имеется переворотный момент, который заставляет по-другому интерпретировать произведение. Речь идёт об уходе героини в монастырь.

Новелла И.А. Бунина отличается сложной пространственно-временной организацией. Действие происходит в конце 1911 – начале 1912 годов. Это подтверждается упоминанием конкретных дат и текстовыми отсылками к реальным историческим лицам, которые были известны и узнаваемы в то время. Например, герои впервые встречаются на лекции Андрея Белого, а на театральном капустнике перед читателем появляется деятель искусств Сулержицкий, с которым как раз и танцует героиня.

Временной диапазон небольшого произведения достаточно широк. Существует три конкретные даты: 1912 год – время сюжетных событий, 1914 год – дата последней встречи героев, а также некое «сегодня» рассказчика. Весь текст наполнен дополнительными временными ориентирами и ссылками: «могилы Эртеля, Чехова», «дом, где жил Грибоедов», упоминается допетровская Русь, концерт Шаляпина, раскольничье Рогожское кладбище, князь Юрий Долгорукий и много другое. Получается, что события рассказа вписываются в общий исторический контекст, оказываются не просто конкретным описанием отношений между мужчиной и женщиной, а олицетворяют собой целую эпоху.

Неслучайно ряд исследователей призывают видеть в героини образ самой России, а её поступок трактовать как призыв автора идти не революционным путём, а искать покаяние и сделать всё, чтобы изменить жизнь целой страны. Отсюда и название новеллы «Чистый понедельник», который как первый день Великого поста должен стать отправной точкой на пути к лучшему.

Основных действующих лиц в рассказе «Чистый понедельник» всего два. Это героиня и сам рассказчик. Их имена читатель так и не узнаёт.

В центре произведения находится образ героиня, а герой показан уже через призму их отношений. Девушка умна. Часто говорит по-философски мудро: «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету».

В героине уживаются противоположные сущности, в её образе много противоречий. С одной стороны, её нравится роскошь, светская жизнь, посещение театров, ресторанов. Однако это не мешает внутренней тяги к иному, значительному, прекрасному, религиозному. Она увлекается литературным наследием, причём не только отечественным, но и европейским. Часто цитирует известные произведения мировой классики, житийную литературу рассказывает о старинных обрядах и похоронах.

Девушка категорически отрицает возможность брака, считает, что не годится в жены. Героиня ищет себя, зачастую пребывает в раздумьях. Она умна, красива и зажиточна, но рассказчик каждый день убеждался: «похоже было на то, что ей ничего не нужно: ни книги, ни обеды, ни театры, ни ужины за городом…» В этом мире она постоянно и до какой-то поры бессмысленно ищет себя. Её привлекает роскошная, весёлая жизнь, но вместе с тем она ей противна: «Не понимаю, как это не надоест людям всю жизнь, каждый день обедать, ужинать». Правда, сама она и «обедала и ужинала с московским пониманием дела. Явной слабостью её была только хорошая одежда, бархат, шелка, дорогой мех…». Именно такой противоречивый образ героини создаёт И.А. Бунин в своём произведении.

Желая найти для себя что-то иное, она посещает церкви, соборы. Девушке удаётся вырваться из привычного окружения, пусть и не благодаря любви, которая оказывается не настолько возвышенной и всемогущей. Найти себя ей помогает вера и уход от мирской жизни. Такой поступок подтверждает сильный и волевой характер героини. Именно так она отвечает на собственные размышления о смысле жизни, понимая бесполезность той, которую ведет в светском обществе. В монастыре главным для человека становится любовь к Богу, служение ему и людям, тогда как всё пошлое, низменное, недостойное и обыденное больше не станет беспокоить её.

Главная идея рассказа И.А. Бунина «Чистый понедельник»

В этом произведении Бунин выводит на первый план историю отношений между двумя людьми, но основные смыслы скрыты намного глубже. Однозначно интерпретировать этот рассказа не получится, так как он одновременно посвящён и любви, и нравственности, и философии, и истории. Однако основное направление мысли писателя сводится к вопросам судьбы самой России. По мнению автора, страна должна очиститься от своих грехов и возродиться духовно, как это сделала героиня произведения «Чистый понедельник».

2024 med103.ru. Я самая красивая. Мода и стиль. Разные хитрости. Уход за лицом.