Родовод толстые. Чем занимаются современные потомки льва толстого. Старшая нетитулованная ветвь

(ум. 1728 на Соловках), действительный статский советник, владелец села Истомино ; женат на Прасковье Михайловне Ртищевой, внучатой племяннице Ф. М. Ртищева

  1. Василий (1718-85), действительный статский советник; женат на Анне Яковлевне Протасовой
    1. Варфоломей (ум. 1838), камергер; женат на грф. Анне Петровне Протасовой , известной своими чудачествами
    2. Ирина , жена кн. М. Я. Хилкова
  2. Андрей (1721-1803); женат на кнж. Александре Ивановне Щетининой
  3. Борис (1723-1786), статский советник; женат на Марии Сергеевне Борщевой и на кнж. Екатерине Петровне Гагариной
    1. Дмитрий (1763-1844), генерал-майор; женат на Елизавете Андреевне Закревской; к числу их потомков по прямой мужской линии принадлежал советский разведчик Д. А. Быстролетов (1901-75)
  4. Фёдор (1726-60), тайный советник; женат на кнж. Евдокии Михайловне Волконской
  5. Прасковья , жена кн. И. В. Одоевского
  6. Мария , жена гвардии майора П. В. Чаадаева; их внук мыслитель П. Я. Чаадаев
  7. Александра , жена генерал-поручика И. П. Леонтьева
  • Пётр Петрович (ум. 1728), полковник Нежинского полка ; женат на дочери гетмана И. И. Скоропадского
  • Старшая нетитулованная ветвь

    1. Екатерина , жена обер-егермейстера В. А. Пашкова
    2. Дмитрий (1754-1832), могилёвский губернатор, тайный советник, владелец усадьбы Грудиновка ; женат на кнж. Екатерине Александровне Вяземской
      1. Павел (1797-1875), тайный советник; женат на баронессе Софье Аретин
        1. Дмитрий (1844-94), камер-юнкер; женат на кнж. Александре Григорьевне Щербатовой
          1. Софья , жена князя И. А. Куракина
        2. Михаил (1845-1913), генерал-майор свиты, владелец Толстовского дома ; женат на кнж. Ольге Александровне Васильчиковой , наследнице имения Трубетчино
          1. Виктор (1881-1944), селекционер
          2. Александр (1888-1918); женат на Ирине Михайловне Раевской (герцогине Мекленбургской)
            1. Ирина (1917-1998), жена князя Франца Фердинанда фон Изенбурга ; их внучка София Прусская
          3. Софья (1895-1975), жена Г. В. Бибикова
      2. Михаил (1804-1891), действительный статский советник; женат на Екатерине Михайловне Комбурлей .
        1. Михаил (1835-1898), гласный Одесской городской думы, камергер, владелец дворца у Сабанеева моста .
          1. Михаил (1863-1927), одесский общественный деятель, меценат и коллекционер.
      3. Александра , жена генерала от кавалерии М. Ф. Влодека
      4. Евдокия , жена д.с.с. А. П. Лачинова
      5. Елизавета , жена д.с.с. М. И. Голынского
    3. Николай (1761-1816), обер-гофмаршал; женат на кнж. Анне Ивановне Барятинской
      1. Александр (1793-1866), обер-шенк; женат на кнж. Анне Михайловне Хилковой
      2. Екатерина , жена князя К. К. Любомирского
    4. Пётр Александрович Толстой (1769-1844), генерал от инфантерии, петербургский генерал-губернатор, владелец усадьбы Узкое ; женат на кнж. Марии Алексеевне Голицыной
      1. Алексей (1798-1854), генерал-лейтенант, сенатор
      2. Александр (1801-73), обер-прокурор Святейшего Синода; женат на кнж. Анне Георгиевне Грузинской ; в их доме умер Гоголь
      3. Егор (1802-74), генерал-лейтенант, сенатор; женат на кнж. Варваре Петровне Трубецкой
        1. Мария , жена графа А. В. Орлова-Давыдова ; её именем назван эстонский замок Маарьямяги
      4. Владимир (1805-75), генерал-майор; женат на грф. Софье Васильевне Орловой-Денисовой
      5. Иван (1810-73), тайный советник; женат на грф. Софье Сергеевне Строгановой
        1. Пётр (1849-1925), обер-камергер; женат на Вере Грейг
        2. Наталья , жена графа П. П. Ферзена
      6. Евдокия , жена графа А. Д. Гурьева
      7. Софья , жена В. С. Апраксина
      8. Анна , жена А. Н. Бахметева
      9. Александра , жена графа А. Н. Мордвинова

    Младшая нетитулованная ветвь

    Андрей Васильевич Толстой , стольник в 1686-1703 гг., крайне дальний родственник графа Петра Андреевича

    1. Пётр , полковник; женат на кнж. Прасковье Фёдоровне Голицыной
    2. Матвей (1701-63), генерал-аншеф; женат на Анне, дочери графа А. И. Остермана
      1. Иван (1746-1808), генерал-поручик; женат на Аграфене Ильиничне Бибиковой
        1. Граф (1796) Александр Остерман-Толстой (1770-1857), генерал от инфантерии, владелец усадьбы Ильинское ; женат на кнж. Елизавете Алексеевне Голицыной; брак бездетный.
        2. Наталья , жена кн. М. Н. Голицына
      2. Николай (1752-1828), генерал-майор
      3. Фёдор (1748-89), генерал-майор; женат на Наталье Фёдоровне Лопухиной
        1. Александра , жена князя А. И. Ухтомского
        2. Матвей (1772-1815), тайный советник, сенатор; женат на Прасковье Михайловне Голенищевой-Кутузовой, старшей дочери князя Смоленского
          1. Павел Голенищев-Кутузов-Толстой (1800-83), генерал-майор; женат на Надежде Сергеевне Хитровой и на грф. Марии Константиновне Бенкендорф
          2. Николай (1802-80), генерал от инфантерии; женат на Екатерине Алексеевне Хитрово
            1. Михаил (1829-87), генерал-лейтенант, наказной атаман Уральского войска
            2. Алексей (1830-74), гофмейстер; женат на Александре Константиновне Губиной
              1. Николай (1867-1938), католический священник, репрессирован; от двух браков оставил потомство
            3. Илларион (1832-1904), генерал-лейтенант; женат на кнж. Александре Александровне Голицыной
              1. Надежда , последняя хозяйка усадьбы Рождествено , жена камергера А. С. Танеева ; их дочь фрейлина Анна Вырубова
              2. Екатерина , жена Н. Д. Всеволожского
            4. Александр (1839-78), полковник, флигель-адъютант
            5. Мария , жена генерала от инфантерии А. А. Ребиндера
          3. Граф (1866) Иван Матвеевич Толстой (1806-67), обер-гофмейстер, министр почт и телеграфов; женат на Елизавете Васильевне Тулиновой
          4. Феофил (1810-81), гофмейстер, композитор; женат на Александре Дмитриевне Давыдовой
            1. Александр (1839-1910), обер-гофмаршал; женат на Марии Кравченко
          5. Григорий (1816-70), инженер-генерал-майор; женат на бар. Ольге Фитингоф
          6. Анна , жена князя Л. М. Голицына

    Прочие

    • Толстой, Александр Григорьевич (ум. до 1802), в 1796-1797 гг. глава Тобольской губернии
    • Толстой, Александр Петрович (1863-после 1917), член 3-й Государственной думы
    • Толстой, Андрей Владимирович (1958-2016), искусствовед
    • Толстой, Пётр Петрович (1870-1918), член 1-й Государственной думы
    • Толстой, Сергей Николаевич (1908-1977), советский писатель и переводчик
    • Толстой, Яков Николаевич (1791-1867), председатель общества «Зелёная лампа »

    Имения

    Основные землевладения Толстых располагались на территории современной Тульской, Орловской и Курской областей. Граф Николай Александрович Толстой (1761-1816), обер-гофмаршал и президент Придворной конторы, владел имениями в сёлах Нижние Деревеньки и Эммануиловке Льговского уезда и имением в с. Крупец Рыльского уезда, которые потом достались его сыну шталмейстеру двора, графу Александру Николаевичу Толстому (1795-1866). Семье Льва Толстого, помимо Ясной Поляны , принадлежало в Тульской губернии также имение Никольское-Вяземское .

    Графу Дмитрию Александровичу Толстому (губернатор Могилёва в 1812-13гг.) было пожаловано Екатериной II имение Грудиновка в Могилёвской губернии.

    Усадьба Толстых в Новых Ельцах под Осташковом (памятник архитектуры конца XVIII века) в настоящее время переоборудована под палас-отель «Селигер».

    Геральдика

    Герб дворян Толстых общий для всех потомков Индриса. В щите, имеющем голубое поле, изображены золотая сабля и серебряная стрела, продетые остроконечиями крестообразно сквозь кольцо золотого ключа и над ключом с правой стороны видно серебряное крыло распростёртое. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянской на нём короной и тремя страусовыми перьями. Намет на щите голубой, подложен золотом. Герб внесен в Общий гербовник дворянских родов Российской империи , часть 2, 1-е отд., стр. 42.

    Герб графов Толстых внесен в Общий гербовник дворянских родов Российской империи, часть 2, 1-е отделение, стр. 11. Щит, разделенный на шесть частей двумя линиями перпендикулярно и одной горизонтально, имеет посередине малый щиток голубого цвета, в котором изображены: золотая сабля и серебряная стрела, продетые остроконечиями крестообразно сквозь кольцо малого золотого ключа и над стрелой с правой стороны видно серебряное крыло распростёртое. В первой части в золотом поле половина орла. Во второй части в серебряном поле голубого цвета крест Св. Апостола Андрея . В третьей части в горностаевом поле золотой маршальский жезл перепендикулярно поставленный. В четвёртой части в шахматном поле, составленном из серебра и красного цвета, княжеская корона, наложенная на поверхность поставленного столба зелёного цвета. В пятой части в красном поле золотой столб, положенный диагонально справа налево, на коем означены три глобуса, имеющие верх серебряный, а низ голубой, и на левой стороне видна золотая звезда пятиугольная. В шестой части, разделенной перпендикулярно на два поля - серебряное и зелёное - изображены: вверху три и внизу четыре башни, переменяющие вид свой на краске в серебро, а на серебре в зелёный цвет; и наверху сих башен полумесяцы рогами вверх обращенные. На поверхности щита наложена графская корона с тремя на ней шлемами; из них средний шлем серебряный, увенчанный по достоинству, имеет на себе чёрного орла двуглавого, посреди коих поставлен маршальский жезл. Прочие же два шлема железные; из оных на первом: с правой стороны сверх короны видны два крыла распростёртые, голубого цвета и серебряное, с изображением на голубом крыле сабли, стрелы и ключа так, как в шите означены, на последнем: с левой стороны шлемы, сверх зелёной чалмы тцрецой украшенной перлами, находится башня, половина её зелёного цвета, в другая серебряная с полумесяцем на вершине; из сей башни видна рука согбенная держащая перо золотое; а по сторонам чалмы две трубы - красная и золотая. Намет на щите золотой, серебряный, с голубым и красным цветом. Щит держат две борзые собаки в стороны смотрящие.

      Tolstoi v2 p42.gif

      Герб рода Толстых ОГ II, 42

      Tolstoi v1 p12.png

      Герб рода графов Толстых ОГ I, 12

    Напишите отзыв о статье "Толстые"

    Литература

    • Руммель В. В. , Голубцов В. В . Родословный сборник русских дворянских фамилий : В 2 томах. - СПб. : Издание А. С. Суворина, 1886-1887.
    • Долгоруков П. В. Российская родословная книга . - СПб. : Тип. Э. Веймара, 1855. - Т. 2. - С. 121.
    • Толстой С. М. Древо жизни. Толстой и Толстые. Москва, 2002.
    • Tolstoy-Miloslavsky, Dimitry. The Tolstoys: Genealogy and Origin. Alicante, 1991.

    Ссылки

    • // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
    • на Родоводе
    • П. Н. Петров . (1886)

    Отрывок, характеризующий Толстые

    «У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
    – А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
    – Папенька дома? – спросил он.
    – Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
    – Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
    – Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
    – Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
    Графиня оглянулась на молчаливого сына.
    – Что с тобой? – спросила мать у Николая.
    – Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
    – Папенька скоро приедет?
    – Я думаю.
    «У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
    Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
    Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
    «И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
    Соня взяла первый аккорд прелюдии.
    «Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
    Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
    «Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
    Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
    «Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
    «Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
    «И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
    Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
    «Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
    О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…

    Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
    – Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
    «Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
    – Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
    – Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
    – Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
    – Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
    – Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
    – Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
    – Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
    Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
    – Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
    – Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

    В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
    – Мама!… Мама!… он мне сделал…
    – Что сделал?
    – Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
    – Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
    – Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
    Графиня пожала плечами.
    – Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
    – Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
    – Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
    – Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
    – Ну, так так и скажи ему.
    – Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
    – Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
    – Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
    – Ну всё таки надо отказать.
    – Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
    – Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
    – Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
    – Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
    – Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
    – Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
    – Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
    Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
    – Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
    – Г"афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
    Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
    – Г"афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво"ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п"ощайте, г"афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

    На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
    После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
    Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
    Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.

    После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
    – Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
    Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого.внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
    Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
    Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
    Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
    Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
    Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
    – Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
    Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
    Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
    – Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
    Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.

    – Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
    – Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
    Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
    – Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
    – Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
    – Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
    – Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
    – Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
    – Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
    – Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
    – Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
    – Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
    – Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
    – Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
    – Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
    Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
    – Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
    – Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
    – Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
    Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
    – Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
    Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
    – Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
    – Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
    – Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
    Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
    – Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
    – Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
    – Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
    – Да, да, – подтверждал Пьер.
    – Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
    – Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
    – Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
    Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
    – Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
    – Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
    – Нет, вели закладывать.

    праправнук Толстого, журналист

    Хотя многие современные Толстые живут за границей (эмигрировали после революции), остались у «глыбы отечественной литературы» потомки и в нашей стране. Например, Петр Толстой, чей отец в 1944 году вернулся из эмиграции вместе с братом. Благодаря родным о прапрадедушке Петр знал с самого детства: неоднократно бывал в Ясной Поляне, близко знакомился с семейными реликвиями. Этот представитель рода Толстых - очень известный российский журналист и телеведущий, который много лет работает на Первом канале. Сейчас ведет программы «Политика» и «Время покажет». О знаменитом прапрадеде в одном из интервью Петр говорил так:

    Толстой оставался честным по отношению к себе, оставался им всегда, даже когда заблуждался

    Фекла Толстая

    праправнучка Толстого, журналистка

    Троюродная сестра Петра Толстого и тоже очень известная российская журналистка. Настоящее имя - Анна, но знают ее в основном под именем Фекла - детским прозвищем, которое позже превратилось в псевдоним. Толстая родилась в семье филологов и пошла по стопам родителей: окончила филологический факультет МГУ, владеет пятью языками. Однако уже в детстве ее потянуло на телевидение: будучи школьницей, Фекла стала сниматься во второстепенных ролях в кино, а в 1995 году поступила в ГИТИС на режиссерский факультет. За спиной Феклы - множество проектов на радио и телевидении, в том числе авторские передачи о собственном семейном древе «Толстые», а также «Война и Мир»: Читаем роман». В беседе с «МК Бульваром» журналистка с радостью говорила о плюсах своей огромной семьи, члены которой раскиданы по всему миру:

    Если у тебя есть родственники в другой стране, ты совершено иначе ее понимаешь. Могу осваивать, например, Рим вместе с моей прекрасной племянницей, которая, как римлянка, показывает мне места, любимые с детства, - и это ни с чем не сравнимое ощущение. То же самое могу сказать о моих родственниках в Париже или Нью-Йорке. Я попадаю в семью, общаюсь с их друзьями

    Андрей Толстой

    праправнук Толстого, оленевод

    Еще один потомок, представляющий шведскую ветвь рода, Андрей Толстой - простой фермер, который уже много лет разводит оленей. Он достиг больших успехов: Андрей - один из самых известных оленеводов Скандинавии. Признавался, что так и не смог в школе прочитать «Войну и мир». Однако потом все-таки осилил четырехтомник. Несколько лет назад Андрей в первый раз побывал в России.

    Владимир Толстой

    праправнук Толстого, советник президента России

    Владимир Ильич - человек, без которого не было бы встреч потомков Толстого (которые сегодня проходят регулярно), а судьба усадьбы Льва Толстого Ясная Поляна оставалась бы под угрозой. Земли усадьбы в начале 90-х хотели отобрать под новые застройки, леса вырубали… Но в 1992 году Владимир Ильич опубликовал в «Комсомольской правде» большой материал обо всех бедах. Вскоре он был назначен директором музея-заповедника. Сейчас же Толстой - советник президента Российской Федерации, а делами музея занимается его жена Екатерина Толстая. Тульской газете «Молодой коммунар» Владимир признавался, говоря о своих родственниках:

    У каждого из нас своя индивидуальность, у каждого - свой взгляд на мир. И каждый по-своему талантлив. Толстые могут все: они фотографируют, рисуют, пишут. И при этом стесняются своих талантов: скромность - это еще одно семейное качество…

    Виктория Толстой

    праправнучка Толстого, джазовая певица

    Да-да, она именно Толстой, а не Толстая: шведка Виктория решила не склонять свою фамилию, а сделать ее более «аутентичной». Как появилась шведская линия семьи Толстых? Сын Льва Николаевича - Лев Львович, был вынужден по состоянию здоровья обратиться к шведскому врачу Вестерлунду. А потом влюбился в его дочь Дору... Современная представительница этой семейной ветви, певица Виктория, у себя на родине больше известна под псевдонимом «Леди Джаз». По собственному признанию, русского языка Виктория не знает и романов Льва Николаевича не читала, однако в своем творчестве зачастую обращается к классическим русским композиторам. На данный момент на счету блондинки уже 8 альбомов, один из которых называется My Russian Soul («Моя русская душа»). Джазовому изданию JazzQuard Виктория рассказывала:

    Когда несколько лет назад я была в Москве, по­бывала в Доме-музее Толстого. Помню, я увидела там портрет дамы из рода Толстых и была поражена, насколько эта молодая женщина из прошлых веков похожа на меня! Тогда я впервые реально ощутила свою причастность к роду Толстых: как многое нас свя­зывает и объединяет на самом глубоком генетическом уров­не!

    Илария Штилер-Тимор

    праправнучка Толстого, преподаватель итальянского языка

    Одесская жизнь, 20.02.2014

    Сколько уж рассказано историй про Золушек, в которых высокородные принцы сумели разглядеть что-то такое необыкновенное, что им сразу становилось понятно – только она, и никто больше!

    Великую красоту? Конечно, как же без нее? Но разве это такое уж редкое явлениекрасивая девушка? Сколько их, красавиц, одиноко бродит по свету, повторяя обиженное «почему»? Благородство души, честь, тихий, покладистый характер? Или не тихий и покладистый, а как раз наоборот? Что тут можно сказать, кроме того, что насмешница судьба распоряжается нами, как ей заблагорассудится. И не имеет значения, из какого ты сословия, если тебе пришлась впору бальная туфелька.

    ИМЕНИТЫЕ ПРЕДКИ

    Знаменитый род графов Толстых, берущий начало от некоего литовца Индриса, принявшего впоследствии православное крещение и получившего имя Леонтия, славен был многими мужами, в истории государства Российского славу и честь имеющими. Фамилию свою получили они от Великого князя Василия Темного, так прозвавшего Андрея Харитоновича, правнука Леонтия-Индриса, поступившего к нему в дружину. Видно, телом тот был могуч, но и умом бог, похоже, не обидел. Сынок его, Пётр Андреевич Толстой, становится Петру I доверенным лицом, возглавляет при нем тайную канцелярию, ему поручаются дела деликатного свойства. Именно этот Толстой, пока еще не граф, сумел доставить из-за границы сына Петра, нелюбимого царевича Алексея. За что и был пожалован дворянством. Со временем род Толстых разросся и распространился по все Империи. Всемирно известный Лев Николаевич Толстой и чуть меньше, но все же достаточно известный Алексей Константинович Толстой, находились в отдаленном родстве с основателем южной, одесской ветки Толстых – графом Михаилом Дмитриевичем.

    Михаил Дмитриевич закончил элитный Петербургский пажеский корпус Его Императорского Величества. Участвовал в русско-турецких сражениях, войне с Польшей, отмечен боевыми орденами и наградами. В 1835 году Михаил Дмитриевич, оставив бранный труд, поселяется в Малороссии, а именно, селе Онуфриевке Херсонской губернии. Имение досталось ему от брака с Екатериной Михайловной Комбурлей, девицей состоятельной и высокородной.

    Вообще, надо заметить, мужчины рода Толстых выбирали себе невест не с кондачка, а вдумчиво и серьезно. Представители знатных дворянских семейств Хрущовых, Измайловых, Вяземских, Голициных с большой охотой отдавали своих девиц оборотистым, процветающим Толстым. Екатерина Михайловна Камбурлей была дочерью действительного тайного советника, сенатора М. И. Комбурлея, и своим приданым приумножила и так неплохое состояние графа. Михаил Дмитриевич владел землями в Харьковской, Курской, Херсонской и Московской губерниях. Имел в собственности сахарные и винокуренные заводы, торговал в Одессе зерном и шерстью, которые производили в его многочисленных имениях.

    Не меньше 25 лет Михаил Дмитриевич занимал должность вице-президента и президента Императорского общества сельского хозяйства Южной России, в чем, учитывая его природные способности, помноженные на приличный капитал, ничего удивительного и не было.

    «ПРИНЦ И НИЩАЯ»

    В 1847 г. М. Д.Толстой переезжает в Одессу и устраивается во вновь купленном доме на Преображенской угол Софиевской. В семье подрастает будущий наследник, Михаил Михайлович Толстой, на которого отец с матерью возлагают столько надежд. Что и говорить, Михаил Толстой всем был хорош. Красив, образован, тонок в чувствах, завзятый театрал и поклонник живописи, Михаил Михайлович как нельзя лучше подходит на роль нашего Принца. А кто же Золушка?

    Представьте, она нашлась в его собственном доме. В виде пятнадцатилетней прачки, родители которой еще недавно были крепостными у помещиков Сиверс. Хозяйка мало того, что дала семье вольную, так еще и снабдила их деньгами на первое время, чтобы они могли обосноваться в Одессе. Какие у нее для этого были причины, нам неизвестно.

    Потом, когда Елена Смирнова и граф Михаил Толстой поженились, итальянский художник Доменико Морелли, друг Михаила Михайловича, написал портрет его молодой супруги. Трудно представить себе, что на нем изображена недавняя прачка, дочка мещан с Молдаванки – так благородно ее лицо, величественна осанка, столько грусти в ее глазах, обращенных к зрителю.

    Но удивительный брак еще впереди. Пока 28-летний красавец Михаил Михайлович затеял интрижку, которая не особенно волнует его родителей. Сколько таких прачек, горничных, комнатных девушек, умелых поварих и простых подавальщиц удовлетворяли быстротечные чувства графов Толстых из поколения в поколение.

    Забеспокоились лишь тогда, когда у четы родился один сын, потом другой. Сыновья, Михаил и Константин, как будто вобрали в себя черты Елены, но не меньшее в них было сходства и с Михаилом. Молодой граф не хотел и слышать ничего о другой жене. В этой роли он видел только свою любимую.

    ЮЖНЫЙ МЕЗАЛЬЯНС

    Как не увещевали Толстые своего непокорного отпрыска, но пришлось им сдаться и принять его выбор. Но их, родительское согласие означало лишь полдела, сначала необходимо было официально признать двух сыновей Михаила. И тут без монаршего соизволения никак нельзя было обойтись.

    В Санкт-Петербург летит прошение царю Николаю I, подкрепленное ходатайством Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора князя Михаила Семеновича Воронцова «Об узаконении рожденных до брака двух сыновей гр. М.М.Толстого».

    Великие заслуги перед отечеством и беспорочная 22 летняя служба графа Михаила Дмитриевича помогли делу. Император поставил свою подпись под телеграммой на имя М.Д.Толстого «Об узаконении сыновей Константина и Михаила, о принятии фамилии отца и вступлении во все права и преимущества, по роду и наследию законным детям принадлежащие».

    ВОТ ПОСЛЕ ЭТОГО И СЫГРАЛИ СВАДЬБУ.

    Обвенчались тихо, в Одесской Единоверческой Петро-Павловской церкви на Молдаванке, недалеко от места жительства невесты. Молодые тут же уехали в свадебное путешествие в Швейцарию, а потом в Италию, где и встретились с художником Морелли, благодаря которому мы можем узнать сегодня, как выглядела в ту пору молодая жена графа. Вернулись уже в особняк на Сабанеевом мосту, который старый граф подарил Елене.

    Ну чем не сказка Шахерезады? Дом с садом, выкупленный в свое время у Хорвата, был поистине роскошен. И сейчас (современный Дом ученых), он поражает воображение.

    В изумительном по красоте Зеленом зале располагалась картинная галерея Толстых. Не хуже выглядели Голубая гостиная, и Ореховая, с выходом в уютный сад. В Красной гостиной графиня обустроила свой будуар. В Мраморной – семейство собиралось на обед. Великолепный Белый овальный зал, паркет которого был составлен из 22 пород дерева, предназначался для приемов и раутов.

    Подобный головокружительный скачок из прислуги в графини трудно себе представить и в наше время, а уж в XIX веке – и подавно! Казалось бы, теперь молодым только и наслаждаться жизнью.

    ПОСЛЕ СКАЗКИ

    Обычно сказки заканчиваются долгожданным союзом двух любящих сердец, и никто не стремится заглянуть дальше, а как же им там живется, счастливым молодоженам? Может быть потому, что опасаются увидеть там несколько не ту картину, что рисует воображение?

    Общество не простило Толстому недопустимый мезальянс. Супруги вынуждены были вести уединенный образ жизни, в свете показывались редко.

    Граф Михаил Михайлович страдает неизлечимой болезнью, которая передается по наследству их сыну Михаилу. Сын Константин, находясь на лечении во Франции, умирает в молодом возрасте. Совсем маленькой ушла из жизни дочь Елена. Полной мерой взыскала жизнь с них за великую любовь, которая встречается так редко, за те чудесные дни, которые провели они вместе в доброте и согласии.

    Единственный наследник этой ветви Толстых, Михаил Михайлович младший, сыграл значительную роль в жизни Одессы. Он был инициатором создания в Одессе первой станции скорой медицинской помощи, выделив на ее строительство 100 тыс. рублей.

    Во многом на его средства была построена городская библиотека (ныне государственная научная библиотека им. М. Горького). Толстыми передано в дар библиотеке более 40 тысяч книг.

    После революции графов Толстых выселяют из дворца на Сабанеевом мосту. В 1919 г. графиня Толстая вынуждена уехать с сыном во Францию, затем они переезжают в Швейцарию. Елена Григорьевна Толстая-Смирнова умерла в 78 лет, ее сын, Михаил, не оставив детей, в 64 года. Так прервалась южная ветка Толстых.

    Возвращаясь к истокам, возрождая традиции, обретая семейные предания и реликвии. Сегодня в Москве состоялась традиционная встреча потомков Льва Николаевича Толстого. Она приурочена к 180-летию со дня рождения писателя. Местом сбора всех "ветвей семейного древа" стала усадьба "Хамовники". Затем представители фамилии отправились в Музей Пушкина открывать уникальную экспозицию "История рода Толстых – история России", на которой представлено более семисот раритетов из пятнадцати музеев страны. Рассказывают .

    Они приехали из разных уголков Земли: из США, Великобритании, Швеции, Франции. После революции потомков Толстых разбросало по всему миру. Впервые они встретились в Ясной Поляне десять лет назад и с тех пор стали видеться чаще. "Мы все чувствуем себя членами одной большой семьи. В Швеции очень много Толстых, и все мы общаемся друг с другом. И мы знаем, какому роду принадлежим", – говорит менеджер Питэр Толстой. "Петр Андреевич Толстой. И если вы посмотрите назад, то вспомните: 1724 год, родоначальник рода Толстых – Петр Андреевич", – замечает фермер Андрей Толстой.

    В семье Питэра – три ребенка. Старшую дочь назвали Франческа. Двум другим дали русские имена – Алексей и Наталья. Они принадлежат самой крупной ветви династии – так называемые "Ильичи". Из этой же ветви – француз Александр Толстой. Он всю жизнь занимался спортивной рыбалкой, но пробовал и писать. "Лев Николаевич Толстой был мой прадед. Я писал тоже. Знаете, у нас это семейная болезнь, писать", – говорит он.

    Пожалуй, больше всех на Льва Николаевича похож племянник Александра – еще один "Ильич" – Владимир Толстой. "Вообще, Ильичи – наша линия – отличаются особой похожестью на Льва. Когда мой прадед Илья Львович в 1930 году приехал в Париж, чувствительные барышни падали в обморок, потому что они думали, что они видят живого Льва Толстого, который умер уже двадцать лет назад", – рассказывает директор Музея-усадьбы "Ясная Поляна" Владимир Толстой.

    Встреча продолжилась в Музее Пушкина, где открылась уникальная межмузейная выставка, посвященная династии Толстых. Впервые российская публика увидит подлинные вещи всех представителей рода, в том числе и редчайшие рукописи. В семье Толстых есть фамильная ценность – перстень, который передается по наследству старшему в роду мужчине. Сейчас он принадлежит журналисту Петру Толстому. Ощущает ли Петр вес этого перстня? "Да, конечно, это огромная ответственность, которая накладывается на каждого из мужчин нашей семьи. Но я вам хочу сказать, что этот перстень был и у Льва Николаевича Толстого, и до него, у его отца. И, в общем, все мы гордимся тем, что дело не в перстне, понимаете, а в том, что мы знаем историю нашей семьи, знаем наших предков и пытаемся как-то быть достойными их памяти", – поясняет Петр Толстой.

    Впервые в России оказался фамильный крест-мощевик Святого Спиридона, который считается покровителем рода Толстых. Его нынешний владелец – британский писатель Николай Толстой-Милославский. "Мы на самом деле не знаем, как крест попал за границу, зато знаем, что он принадлежал представителю нашего рода, которого звали Спиридон. Он оказался в Америке и там умер без потомков. У него не было наследников. А потом этот крест передали в обычном конверте без всякой подписи моему отцу", – рассказывает писатель Николай Толстой-Милославский.

    Сейчас только прямых потомков Льва Толстого – 355 человек – от новорожденных до 90-летних. Однако род Толстых ведет свою историю уже не один век, и можно только догадываться, сколько в мире людей, так или иначе связанных с этой семьей.

    В государственном музее А. С. Пушкина на Пречистенке открывается выставка "История рода Толстых - история России". Она посвящена дворянской династии Толстых и приурочена к 180-летию со дня рождения самого известного в мире ее представителя - Льва Толстого. Открытие выставки станет еще и началом традиционного "толстовского собрания" в Ясной Поляне - международного съезда потомков великого писателя, на который со всего мира соберутся более 100 человек.

    Материалы своих коллекций предоставили Музей-усадьба Л.Н. Толстого "Ясная Поляна", Государственный музей Л. Н. Толстого, Государственный музей А.С. Пушкина, Исторический музей, музеи Московского Кремля, Эрмитаж, Русский музей, Третьяковская галерея, Литературный музей, Российская национальная библиотека, Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом), Институт истории РАН, Российский государственный исторический архив и около 30 частных собирателей. О судьбе потомков Льва Николаевича мы поговорили с одним из инициаторов выставки, директором Музея-усадьбы "Ясная Поляна", праправнуком писателя Владимиром Толстым.

    Российская газета: Владимир Ильич, вы можете назвать точную цифру: сколько Толстых проживает сегодня во всем мире?

    Владимир Толстой: Могу назвать лишь точное количество прямых потомков Льва Николаевича Толстого. Это 355 человек.

    РГ: В каком возрастном диапазоне?

    Толстой: От новорожденных до 90-летних. К сожалению, буквально в этом году навсегда ушло поколение внуков. В Швеции скончались две последние внучки Льва Николаевича. Софья Львовна, дочь Льва Львовича, родилась в 1908 году, при жизни деда, и чуть-чуть не дожила до своего 100-летия. Ее родная сестра Татьяна Львовна была 1915 года рождения. Теперь остаются только правнуки, праправнуки и дальше. Уже появились прямые потомки Толстого в шестом поколении.

    РГ: Где они проживают, кроме России?

    Толстой: В США, Канаде, Англии, Италии, Франции, Чехии, Швейцарии, Бразилии, в Уругвае... Очень большая диаспора Толстых в Швеции, около 100 человек.

    РГ: Своих Толстых мы знаем. И вас, и Петра Толстого, известного телеведущего, и Фёклу Толстую. А вот среди зарубежных потомков Льва Николаевича есть знаменитости?

    Толстой: В основном это люди среднего достатка, живущие частной жизнью. Впрочем, в Швеции есть очень известная джазовая певица Виктория Tolstoy.

    РГ: Как случилось, что большинство Толстых оказались за рубежом? В 1910 году ушел из жизни Лев Николаевич. Согласно завещанию его главной наследницей стала дочь Александра, которая эмигрировала в США. Но ее мать, вдова Толстого Софья Андреевна, скончалась в 1919 году в советской России.

    Толстой: Софья Андреевна действительно скончалась в своем доме в Ясной Поляне. Но и Александра Львовна уехала не сразу. Когда умер отец, Александре было всего 26 лет. На самую младшую дочь упал колоссальный груз по распоряжению литературным наследием отца и частью его имущества. Она выполнила волю Льва Николаевича до последней буквы. Она раздавала землю Ясной Поляны крестьянам, издавала его посмертные произведения. Правда, в это время она находилась под сильным влиянием Черт кова, от которого потом освободилась и под конец жизни остро чувствовала свою вину перед матерью, к которой была слишком сурова. Это очень драматическая история.

    РГ: Толстые стали уезжать за границу из-за Октября 1917 года?

    Толстой: Причины были разные. Например, Лев Львович был женат на дочери известного шведского врача. Вначале он с женой жил в Ясной Поляне, но после смерти их первенца, тоже Льва, "Льва Третьего" (есть очень трогательная фотография, где три Льва сняты вместе), жена сказала, что она очень любит Россию, но рожать детей будет в Швеции. Там она родила еще девять детей. Они уехали из России до 1917 года. И мой прадед, Илья Львович, тоже уехал из России до революции, в 1916 году, и тоже по личным причинам. Он умер в Соединенных Штатах в 1933 году.

    РГ: Почему же вы здесь?

    Толстой: Его большая семья оставалась в России. Всего было восемь детей. Старшая дочь Анна не уезжала из России, была вторым браком замужем за известным профессором Павлом Сергеевичем Поповым, близким другом и в некотором смысле душеприказчиком Михаила Афанасьевича Булгакова. У них в доме писатель прятал часть своих рукописей. Два младших брата, Андрей и Михаил, погибли во время Гражданской войны. Андрей Толстой был феноменальной личностью: к 24 годам полный Георгиевский кавалер, обладатель именного оружия. Бесстрашный белый офицер, он погиб на Сиваше. Михаил умер от тифа в Новочеркасске. Два других брата, Илья и Владимир, мой дед, сначала отправили в Чехию мать и сестру Веру, а потом очень сложным путем, через Константинополь, но каждый - сам по себе, оказались в Сербии. Это было похоже на "Бег" Булгакова. Мой дед в этом "беге" нашел себе жену, Ольгу Михайловну, урожденную Гарденину. Илья уже был женат. В Сербии две семьи встретились и прожили двадцать лет. Там родился мой отец Илья Владимирович, его брат Олег Владимирович, отец Петра и Наташи, там же родился выдающийся фольклорист Никита Ильич Толстой, отец Фёклы и Марфы.

    В 1945 году Владимир и Илья Толстые после окончания войны, в которой они принимали активное участие, помогая Красной армии во время взятия Белграда, подали прошение о возвращении в Советский Союз. По сведениям Дмитрия Волкогонова, судьба Толстых решалась в личном разговоре Сталина и Берия. Берия считал, что всех Толстых, как белоэмигрантов, надо отправить в лагеря. Сталин приказал следить за ними, но не трогать. Однако их заставили подписать письмо в "Правде" против тетки Александры Львовны...

    РГ: Которая была уже в Америке...

    Толстой: Она уехала из России в 1929 году. До этого сидела в лагере за участие в так называемом Тактическом центре. Я лично видел протоколы ее допросов, когда архивы КГБ ненадолго рассекретили. Она утверждала, что только чай носила заговорщикам. Из лагеря ее вытащили благодаря Черт кову, у которого и до революции, и после, при всех режимах, были связи во влиятельных кругах. В 1921 году Черткову через Луначарского удалось вызволить Александру Львовну, и она даже была назначена первым хранителем яснополянского музея. Тогда это называлось - "комиссар Ясной Поляны". В этой должности она пробыла до своего вынужденного отъезда. Она не случайно уехала именно в 1929 году. В 1928 году весь мир отмечал 100-летие Льва Толстого. В Россию приехали Ромен Роллан, Стефан Цвейг. Поэтому все, что касалось Ясной Поляны, было под пристальным вниманием мира. Но после юбилея с ней обязательно расправились бы. К этому уже шла подготовка: в тульских газетах появлялись статьи, где ее клеймили, как недобитую графиню, писали, что она принимает в своем доме осколки "бывших" и даже организовала в Ясной Поляне школу, где вместо учения Маркса и Ленина преподают Закон Божий, что, кстати, было чистой правдой. Поэтому сразу после юбилея она через всю страну, через Владивосток перебралась в Японию, а через год - в США. При поддержке эмигрантов (например, Рахманинова и Сикорского), часть из которых завещали ей свои личные сбережения, она организовала феноменальный Толстовский фонд. На протяжении десятилетий этот фонд оказывал помощь и русским беженцам, и калмыкам, и грузинам, и тибетцам, и всем. Счет шел на миллионы людей. Она прожила долгую жизнь и умерла в 1979 году, на нашей не такой давней памяти.

    РГ: А что стало с другими Толстыми?

    Толстой:

    Старший сын Толстого Сергей Львович никуда не уезжал, пережил революцию, дожил до 1947 года, потерял ногу под трамваем, и его еще застали в живых вернувшиеся из эмиграции племянники Илья и Владимир. Татьяна Львовна уехала из России во Францию в 1924 году, но не из-за разногласий с большевиками, а чтобы спасти дочь, которая влюбилась в женатого мужчину. Толстые уезжали за границу по разным причинам, необязательно политическим. Но так получилось, что если бы братья Владимир и Илья в 1945-м не вернулись в СССР, то сегодня почти наверняка в России Толстых просто не было бы. Это был их безрассудный поступок, но и выстраданный. Мой дед мечтал, чтобы его внуки родились в России, а правнуки - в Ясной Поляне. И его мечта сбылась.

    РГ: Сегодня вас всех объединяет Ясная Поляна. Но это и один из самых известных в мире образов России, как Кремль, как Эрмитаж, как Большой театр. Ясная Поляна выделена отдельной строкой в бюджете или финансируется как обычные музеи?

    Толстой: Нас финансируют, как все музеи федерального значения. Правда, мы выделены в список особо ценных объектов культурного наследия, куда входят Эрмитаж, Исторический музей, Третьяковка... на сегодняшний день это более 50 учреждений культуры. Не могу пожаловаться на какое-то невнимание государства к Ясной Поляне, но и не могу похвастаться тем вниманием, которым пользуется Большой театр или Эрмитаж.

    Вообще в последнее время у меня возникает ощущение, что сегодня Толстой в России не очень-то приходится "ко двору". Толстой не пользуется популярностью у власти и, если судить по голосованию "Имя России", не слишком популярен у населения. Если заглянуть в итоги голосования, то окажется, что Толстой на каком-то 35-м месте и набрал примерно 25 000 голосов. При этом, скажем, Достоевский набрал полмиллиона голосов, то есть на несколько порядков выше. В этом есть какая-то загадка. Можно еще понять, почему на первых местах Сталин и Ленин, но почему такой разрыв между писателями? Невольно возникает ощущение, что причина не в самом голосовании, а в тех, кто подсчитывает голоса. Что касается власти, то Толстой с его сложными отношениями с Церковью, с его непринятием силовых решений в политике идеологически несвоевремен. Это сказывается и на отношении к музею. Оно хорошее, но не более того. Де-факто мы являемся признанным мировым культурным центром, к нам приезжают знаменитые писатели, музыканты, артисты всего мира, но мы совершенно лишены необходимой для этого инфраструктуры. У нас, например, нет зала, который вместил бы больше 40-50 человек. И когда приезжает выдающийся музыкант, мне грустно, что его может слушать только небольшая аудитория. Но все мои попытки превратить Ясную Поляну в настоящий мировой культурный центр, где происходили бы международные фестивали, конференции, как-то не находят поддержки. Хотя для этого есть все изначальные условия: уникальный усадебно-природный ансамбль, сохранившаяся музейная коллекция, не имеющая аналогов в писательских музеях всего мира, где все вещи реально принадлежали Толстому и его окружению.

    РГ: Вы недавно вернулись из Японии. Как относятся к Толстому в других странах?

    Толстой: В Японии, в Европе, да и в Соединенных Штатах, которые мы поругиваем за "некультурность", существует невероятный интерес к Толстому. И не только к художественным произведениям, но и к мировоззренческим исканиям. Япония в этом плане просто поражает! В этом юбилейном для Льва Толстого году я был в Японии уже четыре раза. И они хотели бы видеть меня и в сентябре, и в ноябре, но это физически невозможно. Я читал лекции почти во всех крупнейших университетах Японии. В одном из университетов на лекцию пришли пять тысяч студентов, у меня было такое чувство, что я выступаю на стадионе. В каждый приезд - постоянные интервью для центральной прессы, для ведущих телевизионных каналов. В книжных магазинах выстраиваются длинные очереди, чтобы я подписал книги Толстого. Делать мне это не совсем удобно и даже странно, но приходится: настолько велико желание поклонников Толстого получить автограф хотя бы его праправнука.

    Мои знакомые переводчики в Японии недоумевают, видя в Интернете результаты голосования: "Почему у вас, в России, так недооценивают великого Толстого?" У них в голове не укладывается, как собственное население может не ценить своего гения. В Японии, например, проходят дискуссионные баталии, кто у них более популярен: Толстой или Достоевский? Фактически это как бы две общественные партии. Вышел новый перевод "Войны и мира", готовится новый перевод "Анны Карениной". В последние годы происходит какой-то бум новых переводов Толстого на все ведущие языки мира. Только на английском языке вышло одновременно три новых перевода "Войны и мира": два - в Америке, один - в Англии. В Германии одновременно готовятся новые переводы "Войны и мира" и "Анны Карениной". Во Франции, в Испании... Причем заново переводятся не только главные вещи, но и дневники, письма, публицистика.

    РГ: Что будет происходить в Музее А. С. Пушкина?

    Толстой: Состоится совершенно новое качество толстовских встреч. Мы впервые попытаемся собрать представителей разных ветвей Толстых, не только прямых потомков Льва Николаевича, и показать на выставке судьбу всего разветвленного рода, который ведет начало с XIV века. Это и Толстые-Милославские, и Толстой-американец, и Алексей Константинович и Алексей Николаевич Толстые, и Остерман-Толстой, и многие другие представители рода, оставившие заметный след в истории России.

    2024 med103.ru. Я самая красивая. Мода и стиль. Разные хитрости. Уход за лицом.