Кто был 1 женой грина. Судьба Нины Грин (второй жены писателя). «Нам даны только знаки…»

Она чудом отсидела 10-летний срок в студеных печорских и знойных астраханских лагерях. Выдержать помогла появившаяся в ней одержимость послужить памяти того единственно достойного, что было в ее жизни, с момента, когда они с Грином случайно столкнулись на улице и до его ухода из жизни. Оттуда, откуда, может быть, видно все, в страшную черную яму ее падения кто-то направил концентрированный солнечный лучик. И этот лучик согревал её...а еще любовь. Любовь к своему единственному, капитану Грину!

4 июня 1955 года по лагерному радио Нина Грин услышала сообщение о возобновлении на советской сцене балета "Алые паруса". В повести-сказке волшебник сказал девочке Ассоль: "Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе".

И чудо произошло, однажды после освобождения, жену Грина пригласили в филиал Большого театра на балет "Алые паруса", в котором танцевала Лепешинская. Нина Николаевна была уже седой, но по-прежнему красивой женщиной. Вдруг на весь зал объявили: "Здесь, среди нас, присутствует сама Ассоль". Свет софитов буквально залил ложу, в которой она сидели. Раздался шквал аплодисментов. Нине Николаевне бросали в ложу огромные букеты. Ассоль-сказка, Ассоль-быль по-прежнему была нужна людям...

Нина Николаевна Грин - именно ей писатель посвятил своё самое романтическое произведение "Алые паруса"...Именно она и была для него прототипом той самой Ассоль, девочки мечтающей о счастье, о принце и корабле с алыми парусами...

Когда Нина с Александром познакомились, ей было 23, а ему 37. Они встретились случайно на Невском и прожили счастливую жизнь. Чувствам их трудно не позавидовать, хоть, по большему обывательскому счету, и завидовать-то было нечему. Жили они очень трудно.

Она разглядела в нем писателя и романтика, потому что у самой душа была чистая, сильная...Он любил в ней красоту, наивность и чистоту юной души. Сам Грин был человеком внешне очень суровым...У неё уже был опыт неудачной семейной жизни. Её первый муж погиб на войне. За его плечами тоже был брак и тяжелая жизнь...

Александр Грин, тогда еще, Александр Гринеский, родился в семье польского ссыльного дворянина, участника восстания 1863-го года Степана Гриневского. После смерти матери обстановка в семье стала тяжёлой, будущий классик не мог ужиться с мачехой, новыми родственниками, сбегал из дома. Из реального училища его выгнали. Пришлось устраиваться в городское училище, но и его окончил с большим трудом и в 15-летнем возрасте отправился в Одессу, поскольку с раннего детства грезил морями и дальними странами. Был рыбаком, матросом, лесорубом, чернорабочим, работал на нефтяных промыслах в Баку, мыл золото на Урале, но больше всего бродяжничал с котомкой на плечах, в которой часто не было еды, но всегда были книги.

Шесть лет скитаний по ночлежкам, аресты, случайные лихие попутчики, лихорадка, малярия измучили Грина, и он добровольцем пошёл в армию. Армейская жизнь оказалась не лучше, он вступил в партию эсеров и дезертировал. С партийной кличкой «Долговязый», Грин искренне отдаёт все силы борьбе с ненавистным ему общественным строем, хотя участвовать в исполнении террористических актов он отказывается.

В документах полиции Грин характеризуется как «натура замкнутая, озлобленная, способная на всё, даже рискуя жизнью». В январе 1904 года министр внутренних дел В. К. Плеве, незадолго до эсеровского покушения на него, получил от военного министра А. Н. Куропаткина донесение о том, что в Севастополе задержан «весьма важный деятель из гражданских лиц, назвавший себя сперва Григорьевым, а затем Гриневским». Потом — арест. После двух лет каторжной тюрьмы пришла амнистия 1905 года, через полгода новый арест, потом ссылка в Сибирь, побег, нелегальная работа.

Затем снова тюрьма, ссылка, столичная богема, из-за которой пришлось расстаться с первой женой. Потом Грин скрывался в Финляндии под чужой фамилией. В полицейских ориентировках была указана его особая примета: на груди татуировка шхуны с двумя парусами. И этот мир парусников, моря, солнца, дружбы и верности оказался Грину ближе, чем идея революции. Он начал писать романтические рассказы о путешествиях и таинственных странах. Горький, а потом Куприн помогали с публикацией.

Октябрьскую революцию Грин не принял, даже написал несколько критических произведений. Умирал от голода и болезней и в самые трудные времена писал “Алые паруса”. В очередной раз спас его Горький. Жизнь понемногу налаживалась, его печатали, был заработок, но затягивала разгульная жизнь.
Грин был мрачным, неулыбчивым человеком, но его солнечные книги остались самой яркой романтической страницей русской литературы. Хорошо написал Даниил Гранин:

“Когда дни начинают пылиться и краски блёкнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Всё становится светлым, ярким, всё снова таинственно волнует, как в детстве”

В 1924 году, спасая от богемы, Нина Николаевна увезла его в Феодосию. Это были самые спокойные и счастливые дни писателя, он вернулся к шуму волн, к детским мечтам. В Крыму он написал свои романы, сотни рассказов. Супруги Грин переехали в Старый Крым из Феодосии 23 ноября 1930 года. Жили в съёмных квартирах.

Однажды Александр Степанович сказал: "Сменить бы, Нинуша, нам квартиру. Надоел этот тёмный угол, хочу простора глазам..." . В июне 1932 года Нина Николаевна, купила домик в Старом Крыму, даже не купила, обменяла его на золотые часики, когда-то давно подаренные ей Александром Степановичем. Этот было единственное собственное жильё писателя, где он провел последний месяц своей жизни. Грина перевезли сюда уже тяжело больного в начале июня 1932 года. Впервые не в чужой - в собственный дом, пусть даже маленький, саманный, без электричества, с земляными полами. Домик посреди сада, с южным солнечным окном...

Грин очень обрадовался новому жилищу: «Давно я не чувствовал такого светлого мира. Здесь дико, но в этой дикости — покой. И хозяев нет» . Из раскрытого окна он любовался видом окрестных гор.

Но это счастье увы, было недолгим... Казалось, все беды ополчились против них. Положение семьи Грин в этот период было настолько катастрофическим, что вынуждало их обращаться за финансовой помощью во все инстанции, а также к своим друзьям и знакомым. Грин в сентябре пишет письмо М. Горькому с просьбой оказать личное содействие в назначении пенсии и выдачи единовременное пособии на лечение в сумме 1000 руб.

Нина Николаевна обращалась за помощью к М. Волошину, но тот сам был болен, тоже голодал и, кстати, пережил своего товарища лишь на месяц. Лишь немногие откликнулись на гриновские беды, среди которых были писатели И. Новиков и Н. Тихонов, а также первая жена Грина, Вера Павловна Калицкая.

В эти же сентябрьские дни Нина Николаевна пишет письмо писателя Г. Шенгели, в котором сообщает, что у Грина открылся легочный туберкулез в острой форме: «Мы бедствуем, болеем, нуждаемся и недоедаем»!

Бюрократические препоны в сочетании с равнодушием литературных чиновников мешают своевременно реагировать на эти крики о помощи. Лишь 1 июля принимается решение о назначении А. С. Грину персональной пенсии в размере 150 рублей, которую он так и не успел получить. 8 июля 1932 года он скончался.

Какое потрясающе-пронзительное фото! В 60-х годах это фото увидела школьница из Ленинграда Таня Рождественская и свое потрясение выплеснула в стихи:

Он лежал на узкой постели,
Повернувшись лицом к окну.
Золотые ласточки пели
Догорающую весну.

Где-то море ласкало берег.
Расстилалось пеной у ног.
Он лежал, не желая верить,
Что увидеть моря не мог.

Сонный ветер лег у порога,
Городок утонул в жаре,
И колючая «недотрога»
У скрипучих росла дверей.

Взгляд тяжел и уже неясен...
Он устал от жестоких мук.
Но вставал, до боли прекрасен,
Мир, пригрезившийся ему.

Где морями шли капитаны,
Где от счастья пели глаза,
И от Лисса до Зурбагана
Ветром полнились паруса...

Человек умирал, не зная,
Что ко всем берегам земли
Шли, как алая птичья стая,
Им придуманные корабли.

И как завещание звучат его слова: «Я одинок. Все одиноки. Я умру. Все умрут. Тоже порядок, но скверного качества. Я хочу беспорядка… У меня путаются в голове три вещи: жизнь, смерть и любовь - за что выпить?». «Пью за ожидание смерти, называемое жизнью».

Автограф Грина и оттиск его печатки

Смерть мужа стала для Нины Николаевны страшной катастрофой: она даже на время теряет память. Дальше все как в жутком кино: сумасшедшая мать, немцы, смерть мамы, лагеря...

После смерти писателя, в 1932 году она живет с больной матерью в Старом Крыму. Здесь же их застала оккупация в 1941 году. Первое время жили, продавая старые вещи. Когда продавать стало нечего, пришлось искать работу. А какую работу можно было найти слабой интеллигентной женщине в оккупированном Крыму? Нина Николаевна считала, что ей еще повезло - подвернулось место корректора в типографии открытой при немцах газетенки. Знать бы, чем обернется это "везение" в будущем...

Никаких заметок, прославляющих "новый порядок", она, естественно, не писала и писать не могла. При любом режиме корректор - самая скромная должность, от которой мало что зависит. Но именно сотрудничество с немцами было поставлено ей в вину после войны. Плюс еще пребывание на невольничьих работах в Германии, куда Нину Николаевну вместе с другими местными жителями насильно увезли в 1944 году.

Там она находилась в лагере под Бреслау. Воспользовавшись бомбежкой союзников, в 1945-м бежала, с трудом добралась обратно в свой любимый Крым. А вскоре снова угодила в лагерь - теперь уже сталинский. Не помогло даже свидетельство очевидцев о том, что в годы войны жена Грина лично спасла жизнь 13 человек, взятых в заложники после убийства немецкого офицера: Нина Николаевна бросилась в управу и каким-то чудом упросила городского голову выпустить их на свободу...

Кто встречался с ней в лагерной жизни, тот навсегда сохранил о Нине Николаевне трогательные воспоминания. Она и в этих нечеловеческих условиях была непоколебимо романтичной душой. В лагере Грин работала в больнице вместе с Татьяной Тюриной: «Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, самых отпетых» . Врач Всеволод Король: «...В университете у нас был предмет «врачебная этика», но Вы были первым человеком, встреченным мной, который применял эту этику в жизни... , так как, забыв, как Вы ухаживали за этим больным воришкой, я забыл бы одну из самых красивых картин человеколюбия...»

Даже после смерти Грина Нина Николаевна продолжала безумно любить своего мужа. В лагере она бережно хранила его фотографию, чудом уцелевшую после бесчисленных обысков...

Потом ее перевели в жуткий астраханский лагерь, куда отправляли самых изможденных — умирать или тех, кто провинился.

И наконец — свобода! Казалось бы, несчастья кончились, но они не имели конца. Вскоре свободная жизнь доведет ее до состояния, о котором она скажет: «Все в душе — как куча разорванных окровавленных тряпок». Выжить ей помогли любовь и надежда на создание дома-музея Грина...

Власти Старого Крыма упорно не хотели возвращать домик Грина его законной хозяйке. После ареста Нины Николаевны он перешел к председателю местного исполкома и использовался как сарай. Несколько лет понадобилось Нине Николаевне, чтобы восстановить справедливость и создать в этом доме маленький Музей Грина.

Давняя клевета, увы, не отпустила жену Грина и после ее смерти. Нина Николаевна скончалась в Киеве 27 сентября 1970 года. В своём завещании она просила похоронить ее в семейной ограде между могилами ее матери и ее мужа. Но власти Старого Крыма не разрешили выполнить волю покойной. Место для неудобной покойницы подобрали где-то на окраине кладбища.

Согласно легенде, которая до сих пор бытует среди любителей творчества Грина, Через год, в октябре 1971 г., Юлия Первова, Александр Верхман и еще четверо отважных собрались на старокрымском кладбище. Женщину поставили, как говорится в таких случаях, "на стреме".

"Ночью, слава Богу, поднялся страшный ветер, он заглушал стук саперных лопаток о камни, которых в земле было огромное количество. «Операция» прошла, если так уместно выразиться, успешно. Старый Крым спал спокойно, и его стражи порядка ни о чем не догадывались. Гроб несли сменяясь. Освещенный огнями с шоссе, он, казалось, плыл по воздуху. Не исключено, что если бы в эту пору забрел на кладбище местный житель, то пошла бы гулять по окрестностям легенда о том, как Нина Николаевна сама себя перезахоронила", — пишет Юлия Первова. Через год на квартире одного из участников этих событий был проведен обыск и найден дневник. Всех вызывали, запугивали, но никого не посадили. То ли решили не афишировать происшедшее, то ли не смогли подобрать соответствующую статью в Уголовном кодексе.

Но вскоре история вновь скорчила страшную гримасу. В 1998 г. в местном пункте приема металла нашли части знаменитого памятника. Добывая цветной металл, вандал изуродовал фигуру девушки, символизирующую Бегущую по волнам. И говорят, этот человек оказался внуком бывшего начальника МГБ, через руки которого и проходило в свое время дело Нины Грин...

Так и покоятся они сейчас в одной могиле - Ассоль и её капитан Грин.

P.S. В 2001 году, через 30 лет после смерти, Н.Н. Грин была реабилитирована.

Материалы предоставлены Феодосийским музеем А.С.Грина!
=========================
Просим внести дополнения! Ищем потомков! [email protected]
=========================
Материалы в РГАЛИ!
Фонд А.С.Грин в РГАЛИ.
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 50. Письма К. Н. Миронова (брата Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 51. Письма и телеграмма Л.К. Миронова (племянника Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 52. Письма О.А. Мироновой (матери Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 87. Фотографии С. Навашина-Паустовского (индивидуальная) и Л.К. Миронова (племянника Н.Н. Грин) в группе со студентами Ленинградского института инженеров водного транспорта.
=========================================
Нисходящая роспись: Миронов...
Поколение 1
1. Миронов...

Мать ребёнка: ...
Сын: Миронов Сергей... (2-1)

Поколение 2
2-1. Миронов Сергей...
Родился: ?
Отец: Миронов... (1)
Мать: ...
Мать ребёнка: ...
Сын: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Жена: ...
Сын: Миронов Александр Сергеевич (4-2)
Сын: Миронов Анатолий Сергеевич (5-2)

Поколение 3
3-2. Миронов Николай Сергеевич
Родился: ?

Мать: ...
Мать детей: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)
Дочь: Миронова Нина Николаевна (11.10.1894-27.09.1970) (6-3)
Сын: Миронов Константин Николаевич (1896-1954) (7-3)
Сын: Миронов Сергей Николаевич (1898-После 1934) (8-3)

4-2. Миронов Александр Сергеевич
Родился: ?
Отец: Миронов Сергей... (2-1)
Мать: ...
Жена: ...

5-2. Миронов Анатолий Сергеевич
Родился: ?
Отец: Миронов Сергей... (2-1)
Мать: ...
Жена: ...

Поколение 4
6-3. Миронова Нина Николаевна (11.10.1894-27.09.1970)
Родилась: 11.10.1894. Умерла: 27.09.1970. Продолжительность жизни: 75


Муж: Коротков Михаил Васильевич (?-1916)
Муж: Гриневский Александр Степанович (11.08.1880-08.07.1932)
Муж: Наний Пётр Иванович (1880-После 1942)

7-3. Миронов Константин Николаевич (1896-1954)
Родился: 1896. Умер: 1954. Продолжительность жизни: 58
Отец: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Мать: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)
Жена: ... Мария...
Сын: Миронов Лев Константинович (1915-01.1942) (9-7(1))
Жена: ... Зоя Аркадьевна

8-3. Миронов Сергей Николаевич (1898-После 1934)
Родился: 1898. Умер: После 1934. Продолжительность жизни: 36
Отец: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Мать: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)

Поколение 5
9-7(1). Миронов Лев Константинович (1915-01.1942)
Родился: 1915. Умер: 01.1942. Продолжительность жизни: 27. Пропал без вести в блокаду Ленинграда!
Отец: Миронов Константин Николаевич (1896-1954) (7-3)
Мать: ... Мария...
Жена: Иосифович Элеонора Евграфовна (1911-2003)
Дочь: Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940) (10-9)

Поколение 6
10-9. Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940)
Родилась: Около 1940. Возраст: 78. Живёт в Казани.
Отец: Миронов Лев Константинович (1915-01.1942) (9-7(1))
Мать: Иосифович Элеонора Евграфовна (1911-2003)
Муж: ...
Сын: ... (11-10)

Поколение 7
11-10. ...
Родился: ?
Отец: ...
Мать: Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940) (10-9)

Грин Нина Николаевна (урожд. Миронова, в первом браке Короткова, во втором браке Гриневская; с 1926 г. Грин (Гриневская); с 1933 г. – Грин, 11 (23). 10. 1894 – 27. 09. 1970), вторая жена А.С.Грина.
Родилась в г. Нарве Петербургской губернии в семье Николая Сергеевича Миронова, бухгалтера Николаевской железной дороги, происходившем из семьи малопоместных дворян г. Гдова, и Ольги Алексеевны Савельевой, дочери гдовского купца. Девочку окрестили Антониной, потом стали называть Ниной. Подлинное имя некоторое время сохранялось в документах, потом забылось.
После Нины родилось еще два мальчика – Сергей и Константин, на два и три года моложе.
Когда Нине было семь лет, Мироновы переехали под Нарву, в имение князя Виттгенштейна, у которого Николай Сергеевич получил место управляющего.
В 1912 году Нина Миронова кончила Нарвскую гимназию с золотой медалью и поступила в Петербурге на физико-математическое отделение Высших женских (Бестужеских) курсов. Позже перешла на историко-филологическое (не окончила). В том же 1912 году семья Мироновых переехала в поселок Лигово под Петербургом, в свой дом.
В 1915 г. Н.Миронова вышла замуж за студента юридического факультета Петроградского университета Михаила Васильевича Короткова, взяв его фамилию. В 1916 году, во время 1-ой мировой войны, М.Коротков был мобилизован на фронт и погиб в первом бою, хотя долгое время считался пропавшим без вести.
В 1916 г. Нина Николаевна, окончив курсы сестер милосердия, работала в госпитале в Лигово; в конце года устроилась на службу в газете «Биржевой курьер». С начала 1917г. перешла на работу помощника секретаря в газету «Петроградское эхо».
В январе 1918 г. в редакции газ. «Петроградское эхо» состоялось ее знакомство с А.С.Грином. В мае того же года она, заболев туберкулезом, уехала к родственникам под Москву.
С января по июнь 1921 г. Нина Николаевна жила в Лигово, работала медсестрой в больнице села Рыбацкое.
20 мая 1921 г. состоялась регистрация брака Н.Н.Коротковой и А.С.Гриневского в ЗАГСе на ул. Офицерской в здании Литовского замка. Нина Николаевна приняла настоящую фамилию мужа – Гриневская.
27 июня 1926 г. Феодосийский горотдел милиции выдал им удостоверения личности (№ 80, № 81) на фамилии Грин (Гриневская), Грин (Гриневский).
С 1932 г. (после смерти А.С.Грина) Н.Грин приступила к работе над воспоминаниями о Грине и популяризации творчества писателя.
1 апреля 1933 г. Нина Николаевна получает в Наркомсобесе справку № 1420 для перепрописки на фамилию Грин.
С 1934 г., благодаря ее усилиям, в свет стали выходить книги Грина: «Фантастические новеллы» (1934), «Дорога никуда» (1935), «Рассказы» (1937), «Золотая цепь» (1939), «Рассказы» (1940).
В том же году Н.Грин организовала мемориальную комнату А.Грина в доме № 52 по ул. К.Либкнехта в Старом Крыму. Устроившись в феодосийский Инфизмет, ездила в командировки по стране, приступила к строительству собственного дома в Ст. Крыму, сошлась с П.И.Нанием, врачем Инфизмета, с которым рассталась летом 1941 г.
В 1937 г. окончила Областную татарскую фельдшерско-акушерскую школу.
В 1940 г. Н.Грин занялась решением вопроса об открытии дома-музея А.С.Грина в Ст. Крыму, и передачей архива Грина в Государственный литературный музей СССР и в Институт мировой литературы им. М.Горького.
С января 1942 по октябрь 1943 гг. Н.Грин работала редактором немецкой газеты «Официальный бюллетень Старо-Крымского района» и одновременно исполняла обязанности заведующей районной типографией.
12 октября 1945 г. Н.Н.Грин была арестована за сотрудничество с немцами и отправлена в феодосийскую тюрьму.
26 февраля 1946 г. приговором Военного трибунала НКВД Крыма она была подвергнута лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях НКВД сроком на 10 лет, с поражением в политических правах на 5 лет, с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества.
17 сентября 1955 г. Н.Грин была освобождена по амнистии со снятием судимости.
По возвращении в Ст. Крым она вновь начала активную работу по созданию дома-музея А.С.Грина и популяризации его творчества.
В 1960 г. Н.Грин, не дождавшись официального разрешения и помощи властей, открыла дом-музей А.С.Грина для посетителей, где проработала фактически на общественных началах экскурсоводом, хранительницей и уборщицей до 1969 года.
27 сентября 1970 г. Н.Н.Грин умерла в Киеве от обострения хронической коронарной недостаточности, похоронена на старокрымском кладбище.
8 июля 1971 г. в Старом Крыму официально был открыт Дом-музей А.С.Грина.
5 декабря 1997 г. Н.Н.Грин была реабилитирована по ст. 1 Закона Украины от 17 апреля 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине».
===================================================

РГАЛИ Ф127 оп.1 ех 113
Письма К.Н.Миронова сестре Грин Нине Николаевна
=================================
15.2.1948 Дорогая Нина!
Ты меня крепко, крепко прости. Прежде всего хочу, чтобы ты поняла, почему я долго тебе не отвечал. Твоё первое письмо было получено у меня дома в начале декабря. Я, как раз, находился в Москве, с командировкивернулся лишь 23 декабря. Мне было очень тяжело читать это письмо и не знаю, как я смог сдержаться и дочитать его, но об этом дальше. Я очень хотел сразу же написать тебе и, буквально, ежедневно эта мысль не выходила у меня из головы. Что меня всё время задерживало – это то, что я считал, что я должен не только написать тебе, но и помочь. Вот это меня всё время и задерживало и заставляло отложить письмо со дня на день и наконец вчера я получил твою открытку.
Я очень хочу, чтобы ты поняла моё положение – это очень тяжёлое и хочу, чтобы ты поняла и поверила моей задержке с письмом.
Быт мой сложился так. Трамвай я бросил – измучился до последней степени. Ведь я работал с утра до 11-12 ночи, не заходя домой, не имея ни одного дня отдыха и к тому же имея ещё почти ежедневные ночные беспокойства по телефону. Дошёл, что называется «до ручки» и удалось, в конце концов, продолбить своё руководство и вырваться. Работаю я сейчас в Горплане Начальником сектора. Получаю 1000 р. Минус вычеты – около 850. Семья сейчас у меня … Одна дочка вышла замуж, имеет ребетёнка, но живёт у меня, так как муж её вот уже почти год не может добиться квартиры в Москве, где работает. Вторая дочка работает на заводе и приносит в месяц 150-200 р. Жена не работает. … жмёмся и живём. Частной работы сейчас никакой не найдёшь. Ты не поверишь – но у меня нет даже смены белья, я хожу только в одном костюме … Ну да, что об этом! К тому же мне сейчас приходится платить около 150 р. Долгов в месяц: ездил в другой город поступать; не договорился и теперь взыскивают деньги.
Нина, дорогая! Поверь, я пишу это только для того, чтобы ты поняла, что ничто другое, как невозможность хоть чем-нибудь помочь тебе, заставила меня так задержаться с ответом. … обещали в одном месте небольшую работёнку – заработаю чего-нибудь и пошлю тебе хоть немного. Очень прошу тебя – пойми меня и прости от души. Мне всё кажется, что я недостаточно ясно выразил, что у меня делается на сердце. До сего времени не могу оправиться от почти двухгодичного «отдыха 37-39 года. Читал твоё первое письмо и всё внутри переворачивалось. Как я дочитал его – не знаю. Вот и сейчас сижу и пишу тебе и смотрю на картину мамы и тяжело, тяжело на душе. Так нехорошо, ведь я даже не переписывался с ней, с 27 или 28 г. даже не видел её. Карточки её и папы у меня всегда перед глазами, на столе. Неудачный я какой-то родился -- не знаю в кого по характеру. Вот уже седой стал – и всё «волк одиночка»; всё до сего времени ни с кем из людей близко сойтись не могу. Этот отпечаток и в отношениях и с родными мне, и с мамой, и с тобой. Поверишь ли – дома у меня никто не бывает и никого не зову. Я всё время один, всё время молчу. Нет никого, даже некому излить, то что творится на душе … И поэтому должно быть так тяжело, мучительно тяжело переживать все удары в жизни, которых так много.
Бедная мама! Как сейчас представляю её себе. Почему-то, особенно запомнился период жизни в Нарве – более, чем какой-либо другой. Помню её отчётливо в Л-…е в 19 году и затем в Крыму, в 27 или 28 году – так тяжело вспоминать. Жизнь кончим, конечно, рано или поздно, и не то особенно тяжело, что она умерла. Тяжело то, как она умерла, как ей, бедной, пришлось мучиться, и, хотя и без ясного сознания, но переживать весь ужас, её окружавший. Тяжело, то, что я сам был в стороне от неё в её труднейшие минуты жизни. Но – остаётся тяжесть на душе, остаётся большое сожаление о глупо, бесцельно, бессодержательно прожитой жизни, прожитой жизни не для себя, не для других своих близких, а только для работы. Глупо, жалко.
Дорогая Нина! Я получил от тебя письмо летом – и почти немедленно на него ответил. Но ответа не получил. Перевёл денег – вернулись обратно. Запросил адресный стол – ответ не получил. Так уже и решил, что по каким-то причинам ты не хочешь поддерживать связь со мной. Было очень тяжело, так как у меня больше никого родных нет. Где Серёжа – не знаю, ни одного письма от него не имел с тех пор, как расстались Где ребята дедушки, кажется Шура и Толя, не знаю с тех пор, как расстались детьми. С тётей Женей, как-то одно время, ещё в 35-36 г. установилась редкая связь, а теперь тоже оборвалась и от них никакого ответа тоже не получаю … Все расстались, все растерялись. И виною всему, конечно, я сам, виновен своей нелюдимостью, своей необязательностью.
Как мне тяжело было узнать о твоей судьбе – даже представить себе не могу всего этого ужаса. Очень прошу напиши подробно о своей жизни. Я не представляю совершенно, как ты живёшь, что с тобой случилось. Осуждена ты или, только, выслана. В чём же, конкретно, твоя вина и насколько она тяжела. Меня всё это очень, очень интересует и беспокоит. Почему так долго идут от тебя письма: твою последнюю открытку, датированную 8.1., я получил только 12 февраля – шла больше месяца.
Тебе, конечно, интересно какая у меня семья. Я, жена, две её дочери, но я их считаю фактически своими, и внучек – вот и всё. Лёвушка пропал без вести – очевидно погиб в Л-де, но как – не знаю. Получил я от него последнее письмо в январе 1942 г. – очень тяжёлое письмо. В частности писал, что ему удастся эвакуироваться. Потом получил телеграмму с просьбой перевести денег на дорогу. Деньги перевёл и в апреле получил их обратно. С тех пор ни слуха, ни духа – где, что, как погиб – ничего не знаю. Писал во все места, где его могли знать – но или не получал ответа, или получал 2чиновничьи» отписки, что ничего не могут сообщить. Такая это большая для меня потеря и такая тяжёлая! Осталась здесь в Казани его дочка –Танюша. Живёт здесь с матерью. Мать её, жена Лёвушки, работает режиссёром в Доме Актёра и ассистентом в Музыкальном театре. Женщина хорошая и серьёзная. Очень нуждается и так тяжело, что даже своей единственной, родной внучке – ничем материально помочь не можешь. Танюша очень похожа на Лёвушку, только глаза, как у матери –карие. Девочка очень хорошая, ей уже 8 лет, учится в 1 классе, бывает у меня каждое воскресенье обязательно, ну и так иногда забегает. Смотреть не могу на неё без слёз – перед глазами Лёвушка и так грустно, тяжело, так хочется его видеть около себя …
Видишь, как безрадостно, скучно, уныло сложилась моя горькая жизнь.Не знаешь, когда же будет просвет.
Единственно, хоть жизнь теперь стала немного легче в связи с отменой карточек. Хоть не надо «изобретать», как достать кусок хлеба, так как на карточках не проживёшь. Вспомнить страшно эту тяжёлую эпоху. Можешь думать – в 43-44 г. карточка здесь дошла до 60-65 рб. .. и по этому уровню можешь судить о других благах жизни. Сейчас тоже, конечно, дорого жить, но всё же не сравнишь с тем ужасом, что был. Я очень прошу тебя – напиши мне, как ты живёшь. У меня из головы не выходит ежедневно – как достать хоть немного денег и послать тебе. И, поверь дорогая Нина, при первой же хоть маленькой возможности я это сделаю немедленно. Так трудно писать об этом тебе, когда знаешь в каком ты тяжёлом положении находишься. Но мне стыдно стало того, что из-за этих материальных вопросов задерживал тебе ответ, ты можешь подумать, что я нехорошо отношусь к твоему несчастью. Поверь этого нет – я сам знаю, как это тяжело, сам переживал это и всё понимаю. Очень только прошу – извини, что задержал из-за этих соображений письмо тебе. Поверь, что я очень хочу быть с тобой в хороших, близких, товарищеских отношениях – у меня же никого больше на свете нет Напиши, когда же кончатся твои несчастья, когда ты будешь свободной, вольной. Может быть надумаем жить вместе – вот было бы хорошо. Работа, по-моему, здесь для тебя безусловно найдётся. Как ты об этом думаешь?
Вообще, Нина, очень прошу пиши мне, пиши подробно обо всём. Ответом я больше не задержу ни на минуту. Ну, желаю тебе всего, всего лучшего и скорого освобождения. Прости за длинное и такое сумбурное письмо. Да – прилагаю к письму карточку мамы и карточку Александра Степановича. Это у меня последние (мамина – есть ещё одна), а переснять, прости, не на что. Посылаю заказным, так как боюсь, что иначе письмо с картачкоми не дойдёт. До свидания, дорогая Нина. Целую и обнимаю тебя крепко, крепко и от всей души желаю всего наилучшего.
Твой Костя.
Казань 15 февраля 1948
Прилагаю и свою карточку, верно, очень плохую, но другой нет никакой. Это снимался в 41 г. в начале войны, когда был взят в армию. Находился в ней всего 3-4 месяца нужно было для удостоверения.

Казань 5.7.1949
Дорогая Нина!
Я уже писал тебе, что написать письмо письмо для меня большая работа. Но не в этом дело! Но не в этом главное. Я был в Ленинграде, разыскал с большим трудом следы Лёвушки. Он – умер, умер глупо, возмутительно глупо. Он с рядом своих товарищей выбрался уже из Ленинграда, сели в товарный вагон и здесь - сел около печурки и заснул навсегда. Очевидно переволновался и не выдержало сердце. Так тело его и оставили на ст. Борисова Грива Финл. Ж. д. Теперь его не вернёшь! И вот с тех пор со мной что-то случилось. Не знаю что, но мне всё время очень тяжело, душа болит. Не знаю, когда я войду в норму. Ведь это всё, что у меня было в жизни. Да тут ещё денежные большие неурядицы - денег получаю меньше, а работы всё больше. Вот всё что в сумме и выбило меня из колеи, нарушило равновесие. В Москве я смог быть только от поезда до поезда. Заезжал в комиссию – но, как на грех был не приёмный день, а справки дают только лично. Твои записки получил. Получил их и от твоих знакомых – хранятся теперь у меня. Дорогая Нина! У тебя должно быть все сухие фрукты фрукты уже конечно израсходовались. Знаю, помню при первой же возможности пошлю тебе ещё. Извини меня. Как у тебя дела? Я всё хочу тебе пересоставить заявление, так как мне думается было бы бы и короче и вернее. Но не знаю, как ты примешь это предложение и можно ли его послать тебе. Ты мне пиши пожалуйста и не обращай внимание на мою неаккуратность – таков уж я от природы.
Да, чуть не забыл! В Ленинграде случайно разыскал дядей – Анатолия и Александра Мироновых, сыновей дедушки. Смог у них быть только уже перед самым отъездом и застал только одного – Толю. Шура был в Москве. Разговорились, вспомнили детство. Сохранилось у них много карточек. Взял у них снимок, где снята мама, ты, Серёжа и я всюду, в возрасте должно быть 5-6 лет. Они говорят, что долго разыскивали тебя и не нашли. Я не стал им ничего говорить о твоих делах – не знал, как ты это примешь. Если нечего не имеешь против – могу им написать, тем более, что от них уже получил письмо, что ничего им не пишу.
Сообщаю их адреса: Ленинград, ул. Марата № 43 кв. 23 Александр и кВ. №15 Анатолий. Шура живёт неплохо, а Толя – мне не понравился, какой-то неудачный.
Ну пока всего наилучшего – не сердись на меня. Всё устроится и образуется. Привет тебе от всех моих.
Целую крепко, пиши.
Твой Костя.

=================================================

«Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе относиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и волнах, а над головой птичья стая. На сердце у меня весело и светло». Из письма Александра Грина к жене, Нине Николаевне.

Нина Николаевна Грин (1894 года, Гдов —1970 года, Киев) — жена Александра Грина. Основатель музея писателя в Старом Крыму, прототип героини «Алых парусов» Ассоль. Родилась в семье банковского служащего Николая Сергеевича Миронова. Старший ребенок в семье, у неё было два младших брата. В 1914 году семья переехала из Нарвы в Петербург.
Нина закончила гимназию с золотой медалью, поступила на Бестужевские курсы (1914), одно из первых женских высших учебных заведений в Российской империи.
В 1915 году вышла замуж за студента-юриста Сергея Короткова, погибшего на фронте Первой мировой войны в 1916 году. Окончив два курса биологического отделения, Нина устроилась медсестрой в госпитале.

В 1917 году, работая в газете «Петроградское эхо» машинисткой, познакомилась с Александром Грином. В 1918 году умер отец Нины, а дочь заболела (туберкулёз), переехала к родственникам в Подмосковье, затем вернулась в Петроград, где жила с матерью и вновь работала медсестрой.
Во второй раз встретила Грина в 1921 году, они поженились. В 1924 году Грин с супругой и тёщей переехали в Крым, жили в Феодосии, затем — в Старом Крыму. Вторая жена Михаила Булгакова Любовь Белозерская, встречавшаяся с Ниной Николаевной в 1925 году у Макса Волошина в Коктебеле, вспоминала: «пришла очень привлекательная вальяжная русская женщина в светлом кружевном шарфе».

***
После смерти мужа в 1932 году вдова писателя, Нина Николаевна Грин, продолжала жить в Старом Крыму, в саманном домике, трудилась медсестрой и начала работу по увековечению памяти писателя. В 1934 году ей удалось организовать мемориальную комнату. Получив гонорар за сборник рассказов Грина «Фантастические новеллы», на ранее приобретенном участке земли 20 соток возвела жилой дом, а саманный дом Грина стал частным музеем. Открытие государственного музея намечалось на 1942 год, к 10-летию смерти А. С. Грина.

В 1934 году Нина Николаевна вышла замуж за феодосийского врача-фтизиатра Петра Ивановича Нания, лечившего А. С. Грина. В начале Великой Отечественной войны брак распался.

Когда гитлеровская армия захватила Крым, вдова Грина осталась с тяжело больной матерью на оккупированной нацистами территории и чтобы прокормиться, вынуждена была устроиться на работу корректором в редакции местной газеты «Официальный бюллетень Старо-Крымского района». Оккупационные власти использовали имя вдовы знаменитого писателя в своих пропагандистских целях. В дальнейшем была угнана на трудовые работы в Германию. В 1945 году добровольно вернулась из американской зоны оккупации в СССР в Крым, была арестована, получила десять лет за «коллаборационизм и измену Родине» с конфискацией имущества. Отбывала заключение в сталинских лагерях на Печоре, затем — в Астрахани. Большую поддержку, в том числе вещами и продуктами, оказывала ей первая жена Александра Грина, Вера Павловна Калицкая. Нина Николаевна отбыла почти весть срок и освободилась по амнистии в 1956 году, вернулась в Крым.

Получив стараниями друзей Грина гонорар за «Избранное» писателя (1956), Нина Николаевна приехала в Старый Крым, с трудом отыскала заброшенную могилу мужа и выяснила, что дом, где умер Грин, вместе с садом перешёл к председателю местного исполкома (по другой версии первому секретарю райкома партии) и использовался как сарай (курятник?). В 1960 году, после нескольких лет борьбы за возвращение дома, Нина Николаевна открыла на общественных началах Музей Грина в Старом Крыму. Там она провела последние десять лет своей жизни, с пенсией 21 рубль (авторские права больше не действовали). Сарай партийному функционеру построили новый, а вот борьба за сад еще долго продолжалась. Последние силы ушли на организацию музея.
В июле 1970 года был открыт Музей Грина в Феодосии, а год спустя дом Грина в Старом Крыму тоже получил статус музея. Его открытие крымским обкомом КПСС увязывалось с конфликтом с вдовой писателя: «Мы за Грина, но против его вдовы. Музей будет только тогда, когда она умрёт».

Нина Николаевна Грин скончалась 27 сентября 1970 года в Киеве у друзей. В своем завещании просила похоронить ее на старокрымском кладбище в семейной ограде между могилами мужа и матери. Но власти Старого Крыма не разрешили выполнить волю покойной, так как «изменнице» Родины не место рядом с советским писателем. Захоронение состоялось в другом месте кладбища раньше установленного часа, чтобы меньше было провожающих. В следующем году в день её рождения, шестеро друзей ночью перезахоронили гроб, выполнив завещание вдовы писателя.

Нина Николаевна Грин была полностью реабилитирована только в 1997 году. В заключение Прокуратуры Автономной Республики Крым отмечалось, что Грин Н. Н. в период Великой Отечественной войны не принимала участия в карательных акциях против мирного населения, не занималась предательством и не оказывала в этом пособничества врагам. Таким образом, не совершила действий, предусматривающих ответственность за измену Родине.

Нина Николаевн Грин в расцвете лет и в последние годы жизни


Нина Николаевна Грин. — http://tiina.livejournal.com/7078788.html

***
Мемориальный дом-музей А. С. Грина является старейшим музеем Старый Крым, входит в состав государственного историко-культурного, мемориального музея-заповедника «Киммерия М. А. Волошина». Музей создан благодаря упорству и невероятной силе духа вдовы Александра Грина, Нины Николаевны Грин. После её кончины в 1970 году Музей Грина и его коллекция, по завещанию вдовы, были переданы государству.

Литература:
Ей дарили Алые паруса...http://cleanlove.diary.ru/p114718022.htm
Крым. Истории любви - А. Грин —

Его называли «мрачным, тихим, как каторжник в середине своего срока», а Ходасевич и вовсе сострил: «туберкулезный человек… занимавшийся дрессировкой тараканов». Большинство знало Александра Грина именно таким. И только его супруга, Нина Николаевна Грин, видела его настоящим.

«Берегитесь его…»

Они познакомились в Петрограде то ли в 1917-м, то ли в самом начале 1918 года. Ей было 23 года. Озорная, смешливая красавица, умница, закончившая с золотой медалью гимназию, отучившаяся на Бестужевских курсах, вряд ли сразу обратила внимание на угрюмого литератора, выглядевшего старше своих лет и казавшегося ей почти стариком. Нина Николаевна вспоминала, что Грин походил на католического патера: «Длинный, худой, в узком черном, с поднятым воротником, пальто, в высокой черной меховой шапке, с очень бледным, тоже узким лицом и узким… извилистым носом».

Нина к тому времени уже была вдовой и выходить замуж повторно не стремилась. Ее брак был далеко не счастливым из-за постоянной ревности супруга, который погиб в в одном из самых первых боев (тогда она этого еще не знала и считала себя несвободной).

Он опасный человек. И вообще прошлое его очень темно

Знакомые, заметив интерес Грина к молодой женщине, предупреждали: «Нина Николаевна, Грин к вам неравнодушен, берегитесь его, он опасный человек – был на каторге за убийство своей жены. И вообще прошлое его очень темно».

Действительно, за плечами 38-летнего писателя было многое…

Начало странствий

Саша Гриневский родился 11(23) августа 1880 года в Вятской губернии, в семье польского шляхтича Стефана Гриневского. Степан Евсеевич – так его стали величать в России – женился на 16-летней русской медсестре Анне Степановне Лепковой. Саша был долгожданным первенцем, которого баловали нещадно.

Впрочем, Грин вспоминал: «Детство мое было не очень приятное. Маленького меня страшно баловали, а подросшего за живость характера и озорство – преследовали всячески, включительно до жестоких побоев и порки. Я научился читать с помощью отца 6-и лет, и первая прочитанная мною книга была “Путешествие Гулливера в страну лилипутов и великанов” (в детском изложении). <…> Мои игры носили характер сказочный и охотничий. Мои товарищи были мальчики-нелюдимы. Я рос без всякого воспитания». С тех пор, а может, уже задолго до этого Саша стал грезить о бескрайних морских просторах, о свободной и полной приключений жизни моряка. Следуя за своей мечтой, мальчик несколько раз делал попытки побега из дома.

Характер у Саши был весьма непростой. Ни с домашними, ни с учителями, ни с одноклассниками отношения у него не складывались. Ребята недолюбливали Гриневского и даже придумали ему прозвище «Грин-блин», первая часть которого позже стала псевдонимом писателя.

Поведение Саши вызывало постоянное недовольство учителей. В конце концов он был исключен со второго курса училища и, если бы не усердие отца, имел все шансы вообще не закончить обучение. «Отец бегал, просил, унижался, ходил к губернатору, везде искал протекции, чтобы меня не исключали». Когда же стало ясно, что на прежнее место мальчику не вернуться, отец выхлопотал ему место в другом вятском училище, имевшем, правда, самую дурную репутацию. Очень точно дух училища передал его инспектор:

– Постыдитесь, – увещевал он галдящую и скачущую ораву, – гимназистки давно уже перестали ходить мимо училища… Еще за квартал отсюда девочки наспех бормочут: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!» – и бегут в гимназию кружным путем.

Несмотря на наносной саркастический тон воспоминаний, эти годы в жизни Грина были весьма тяжелыми. Когда мальчику было 14 лет, от туберкулеза умерла его мама, а отец спустя всего четыре месяца женился во второй раз. Отношения с мачехой у Саши не складывались. Он часто ссорился с ней, сочинял саркастические стихи. Степан Евсеевич, разрываясь между сыном-подростком и новой женой, вынужден был «удалить его от себя» и стал снимать мальчику отдельную комнату. Так у Александра началась самостоятельная жизнь.

Отец в душе Грина оставил гораздо более глубокий след, чем мать. Неслучайно в его произведениях так много образов овдовевших отцов и так мало матерей. Биограф писателя А.Н. Варламов справедливо отмечает: «Но то, что потерявшему в отрочестве мать Грину всегда не хватало женской, материнской любви и ласки и эта смерть сильно повлияла на его характер, то, что он всю жизнь этой любви искал, несомненно. Это тот самый случай, когда значимо не присутствие человека, но его отсутствие».

Окончив в 1896 году училище со средней отметкой «3», Александр покинул родной город и начал бесконечное странствие, которое продолжалось, пожалуй, всю его жизнь.

Нине Николаевне к тому времени исполнилось всего два года.

«Из тебя вышел бы писатель»

В Одессе Гриневский стал матросом и плавал на пароходе «Платон» по маршруту Одесса– –Одесса. Однажды ему даже посчастливилось отправиться в плавание до египетской Александрии.

Матросский труд оказался слишком прозаичен, он быстро разочаровал Александра, и тот, разругавшись с капитаном корабля, вернулся в Вятку. Пробыв в родном городе около года, он снова отправился на поиски приключений, теперь уже в Баку. Там он был рыбаком, чернорабочим, работал в железнодорожных мастерских. Снова вернулся к отцу и снова ушёл в странствия. Был лесорубом, золотоискателем на Урале, шахтёром на железном руднике, театральным переписчиком. Ни на что его душа не откликалась. В конце концов в марте 1902 года Грин, уставший от скитаний, стал солдатом… Он вытерпел полгода службы (из которых три с половиной месяца провёл в карцере), дезертировал, был пойман и снова бежал.

В армии и без того революционно настроенный Грин познакомился с эсеровскими пропагандистами, которые помогли ему скрыться в Симбирске.

С этого момента весь свой юношеский пыл и горячность Грин решил посвятить делу революции, отказавшись, правда, от методов террористических действий. Получив кличку «Долговязый», Александр принялся за пропаганду среди рабочих и солдат. Выступления будущего писателя были яркими, увлекательными и часто достигали поставленной цели.

С 1903 по 1906 год жизнь Грина была тесно связана с эсеровской активисткой Екатериной Александровной Бибергаль. Александр влюбился в нее без памяти. И когда молодой человек в 1903 году был арестован за «речи противоправительственного содержания», Екатерина пыталась организовать ему побег из тюрьмы, за что сама угодила в ссылку в Холмогоры.

Он страстно любил ее, томился по ней. Она больше всего любила революцию и была предана только ей. Он умолял ее отказаться от борьбы, уйти с ним и начать новую жизнь. Она без революции не видела смысла в жизни.

Вне себя от гнева, Александр достал револьвер и выстрелил в любимую в упор

В начале 1906 года они окончательно разошлись. Разрыв этот мог стоить Грину очень дорого. Вне себя от гнева и ярости, Александр достал револьвер и выстрелил в любимую в упор. Пуля попала ей в грудь. «Девушка была доставлена в Обуховскую больницу, где ее оперировал знаменитый хирург профессор И.И. Греков». К счастью, пуля вошла неглубоко, и ранение оказалось не смертельным. Грина она не выдала.

После этих трагических событий Александр, вероятно, окончательно понимает обманчивость выбранного пути, но никакого другого для себя найти не может. Однажды член ЦК партии эсеров Быховский сказал ему: «Из тебя вышел бы писатель». Эти слова зацепили что-то важное в душе Грина. Он впервые увидел свой путь.

«Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь»

«Уже испытанные: море, бродяжничество, странствия – показали мне, что это всё-таки не то, чего жаждет моя душа, – вспоминал Грин. – А что ей было нужно, я не знал. Слова Быховского были не только толчком, они были светом, озарившим мой разум и тайные глубины моей души. Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь». «Это было как откровение, как первая, шквалом налетевшая любовь. Я затрепетал от этих слов, поняв что-то единственное, что сделало бы меня счастливым, то единственное, к чему, не зная, должно быть, с детства стремилось мое существо. И сразу же испугался: что я представляю, чтобы сметь думать о писательстве? Что я знаю? Недоучка! Босяк! Но… зерно пало в мою душу и стало расти. Я нашел свое место в жизни».

В январе 1906 года Грина снова арестовали и в мае выслали на четыре года в Тобольскую губернию. Там он пробыл всего 3 дня и сбежал в Вятку, где с помощью отца раздобыл чужой паспорт на имя Мальгинова, по которому уехал в Петербург.

Призвание

В 1906 году жизнь Грина кардинально меняется. Александр начинает писать и убеждается, что именно это – его подлинное призвание.

Псевдоним «Грин» появился уже в следующем, 1907 году под рассказом «Случай».

А в начале 1908 года в Петербурге вышел первый авторский сборник Александра Грина «Шапка-невидимка» (с подзаголовком «Рассказы о революционерах»). Несмотря на то, что большинство рассказов было посвящено эсерам, именно в этом году произошел окончательный разрыв писателя с социалистами-революционерами. «Грин ненавидел по-прежнему, но он начал формировать свой позитивный идеал, который был совсем не похож на эсеровский», – отмечает Варламов.

Еще одно важное событие 1908 года – женитьба Грина на Вере Абрамовой, навещавшей его еще в тюрьме.

В 1910 году вышел второй сборник Грина «Рассказы». Здесь есть два рассказа – «Остров Рено» и «Колония Ланфиер», – в которых уже угадывается знакомый нам Грин-сказочник. Сам Александр Степанович считал, что именно эти рассказы дали ему право считаться писателем.

Летом 1910 года полиции стало известно, что писатель Грин – это сбежавший каторжник Гриневский. Его арестовали в третий раз. Осенью 1911 года он был сослан в Архангельскую губернию, куда вместе с ним отправилась и жена. Уже в 1912 году срок ссылки был сокращен, и Гриневские вернулись в Петербург.

Осенью 1913 года Вера решила разойтись с мужем. Причиной тому – непредсказуемость и неуправляемость Грина, его постоянные кутежи, их взаимное непонимание.

Движение по кругу

Александр Грин, как и очень многие его современники, искренне надеялся на обновляющую и созидающую силу революции. Но постепенно действительность жестко и неопровержимо стала убеждать в необоснованности этих надежд.

Нелюдимость была для Грина панцирем, куда он прятался в поисках покоя и радости

Такая подчеркнутая нелюдимость была для Грина эдаким панцирем, куда он прятался в поисках покоя и радости. «Очень ранимый в душе, Грин был неприспособлен к коммунальной, да и вообще любой общественной жизни, от школы до армии, и не вписывался в нее даже тогда, когда коммуна состояла из собратьев по перу» .

В Доме искусств, как и многие другие обитатели этого заведения, Грин был влюблен в литературного секретаря, семнадцатилетнюю Марию Сергеевну Алонкину. Вряд ли девушка, избалованная вниманием куда более завидных ухажеров, могла ответить взаимностью.

Эта влюбленность переплавилась в душе Грина в творческое вдохновение и дала импульс к написанию уже давно задуманной вещи – феерии «Алые паруса».

Цвет вина, зари, рубина

«Трудно было представить, что такой светлый, согретый любовью к людям цветок мог родиться здесь, в сумрачном, холодном и полуголодном Петрограде в зимних сумерках сурового 1920 года, и что выращен он человеком внешне угрюмым, неприветливым и как бы замкнутом в особом мире, куда ему не хотелось никого впускать», – вспоминал Всеволод Рождественский .

Первоначально произведение должно было называться «Красные паруса». Это был любимый цвет поэта, и ничего революционного он не подразумевал. «Надо оговориться, что, любя красный цвет, я исключаю из моего цветного пристрастия его политическое, вернее – сектантское значение. Цвет вина, роз, зари, рубина, здоровых губ, крови и маленьких мандаринов, кожица которых так обольстительно пахнет острым летучим маслом, цвет этот – в многочисленных оттенках своих – всегда весел и точен. К нему не пристанут лживые или неопределенные толкования. Вызываемое им чувство радости сродни полному дыханию среди пышного сада».

По мнению некоторых исследователей, именно неизбежная идеологическая знаковость красного цвета заставила Грина переменить название .

Грин писал: «Я настолько сживаюсь со своими героями, что порою и сам поражаюсь, как и почему не случилось с ними чего-нибудь на редкость хорошего! Беру рассказ и чиню его, дать герою кусок счастья – это в моей воле. Я думаю: пусть и читатель будет счастлив!» Так и происходит.

Может показаться, что весь пафос «Алых парусов» сводится к призыву мечтать и ждать чуда. Но стоит остановиться и задуматься, как станет понятно: Грин говорит не о мечтах, а о действиях. Это не слащавая маниловщина, а активное творчество, творение счастья. Слова Артура – именно об этом: «Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное – получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но когда душа таит зерно пламенного растения – чуда, сделай это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя».

«Гринландия» настолько прекрасна и совершенна, что вопрос о бытии Бога здесь не стоит. Оно очевидно. Поэтому для Ассоль было естественным, просыпаясь, говорить «Здравствуй, Бог!», а вечером: «Прощай, Бог!»

Марк Щеглов в статье «Корабли Александра Грина» утверждает: «Романтика в творчестве Грина по существу своему, а не по внешне несбыточным и нездешним проявлениям, должна быть воспринята не как “уход от жизни”, но как приход к ней со всем очарованием и волнением веры в добро и красоту людей, в отсвет иной жизни на берегах безмятежных морей, где ходят отрадно стройные корабли…» .

Стране Советов, где существовало жесткое классовое деление, Грин рассказал о настоящей жизни, в которой имущественные различия и социальное происхождение не имеют никакого значения. «Мир богатых и бедных независимо трансформировался Грином в мир хороших и плохих. Способности Ассоль и Грэя творить добро, мечтать, любить, верить противостоит фактически только один лагерь, объединяющий и бедняков-капернцев, и богачей-аристократов – лагерь косности, традиционности, равнодушия ко всем иным формам существования, кроме собственных, говоря расширительно, лагерь мещанства» .

«Грин писал “Алые паруса” в те годы, когда ему негде было приклонить голову, когда рушился вокруг миропорядок, пусть им нисколько не любимый, – пришедшее на смену оказалось еще ужаснее… он взял эту рукопись с собой, когда, тридцатидевятилетнего больного, измученного человека, сына польского повстанца, его погнали на войну с белополяками умирать за совершенно чуждые ему, изжеванные идеалы… С этой тетрадкой он дезертировал, ее таскал с собой по госпиталям и тифозным баракам… и наперекор всему, что составляло его каждодневное бытие, верил, как с “невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла”, в голодный Петроград войдет корабль с красными парусами, только это будет его, а не их красный цвет. Он ни в одну свою книгу столько боли, отчаяния и надежды не вложил, и читатель сердцем не мог этого не почувствовать и Грина не полюбить» .

Для верующего читателя несомненно: «Алые паруса» наполнены христианским духом

Для верующего читателя несомненно: «Алые паруса» наполнены христианским духом.

Название места действия феерии – Каперна – отсылает нас на берег Галилейского моря, к евангельскому Капернауму, где проповедовал и совершил множество чудес Спаситель.

А яркий и запоминающийся эпизод, когда Ассоль, проснувшись в лесу, находит на своей руке кольцо и с этого момента начинает твердо верить в предстоящую встречу, удивительным образом повторяет событие из жития , отказавшей знатным и богатым женихам ради Жениха Небесного. Сам Господь явился ей в видении и вручил ей в залог обручения Свой перстень, который, проснувшись, девушка обнаружила на своей руке.

В унисон

Зимой 1921 года на Невском проспекте Грин встретился с Ниной Николаевной – спустя два с половиной года, которые по насыщенности событиями для писателя равнялись чуть ли не половине жизни. «Необходимо было каждому из нас отмучиться отдельно, – писала Нина Николаевна, – чтобы острее почувствовать одиночество и усталость. А встретились случайно снова, и души запели в унисон».

Та далекая зима мало способствовала романтическому настроению. «Мокрый снег тяжелыми хлопьями падает на лицо и одежду, – вспоминала Нина Николаевна. – Мне только что в райсовете отказали в выдаче ботинок, в рваных моих туфлях хлюпает холодная вода, оттого серо и мрачно у меня на душе – надо снова идти на толчок, что-нибудь продать из маминых вещей, чтобы купить хоть самые простые, но целые ботинки, а я ненавижу ходить на толчок и продавать».

Она была медсестрой в сыпно-тифозном бараке села Рыбацкого, а жила в Лигове и через Питер ездила на работу. Грин, уже достаточно известный писатель, предложил ей заходить иногда к нему в Дом искусств («Диск»), где было тепло и сухо.

Однажды, когда Нина зашла к Александру Степановичу, тот поцеловал ее в щеку и, ни слова не говоря, убежал. От волнения и неожиданности все закачалось у нее перед глазами, и она стояла посреди комнаты столбом до тех пор, пока в комнату не зашла в поисках сигареты поэтесса Надежда Павлович, у которой из-под юбки торчали штаны. Та самая Павлович, секретарь Крупской и знакомая Блока, которая, приехав однажды «с сигаретой в зубах» к , стала его духовной дочерью, а в 1920 году обратилась к своей начальнице Надежде Константиновне с просьбой не расстреливать старца Нектария, и просьба эта была выполнена.

В те дни неподалеку от Невского, в Кронштадте, вспыхнул и был подавлен антиправительственный мятеж. Именно об этих событиях и говорили угрюмый поэт и его гостья-поэтесса. Суть разговора история нам не сохранила, но известно, что в связи с арестом поэта Всеволода Рождественского после кронштадтских событий Грин писал Горькому:

«Дорогой Алексей Максимович!

Сегодня по телефону сообщили в «Дом искусств» (по военной части), что арестован Вс. Рождественский, поэт. Он жил в Д. И. по последние дни, как и другие, удерживался начальством в казарме. В чем он может быть виноват? Нельзя ли похлопотать за него, чтобы выпустили.

Преданный Вам А. С. Грин».

Рождественского освободили, но до самой своей смерти он так и не узнал, что помог ему в этом Грин.

Нежность и тепло

В начале марта 1921 года Александр Степанович Грин предложил Нине Николаевне стать его женой. Про жениха она судила так – «не было противно думать о нем», – и этого было достаточно, чтобы согласиться. Она понимала, что никакого глубокого чувства к ней писатель не испытывает и все еще встревожен неразделенным порывом к Алонкиной, но рассуждала так: «Я согласилась. Не потому, что любила его в то время, а потому, что чувствовала себя безмерно усталой и одинокой, мне нужен был защитник, опора души моей. Александр Степанович – немолодой, несколько старинно-церемонный, немного суровый, как мне казалось, похожий в своем черном сюртуке на пастора, соответствовал моему представлению о защитнике. Кроме того, мне очень нравились его рассказы, и в глубине души лежали его простые и нежные стихи».

Но делить свою жизнь с Грином было невероятно тяжело. Судя по письмам и воспоминаниям Нины Николаевны, в нем преобладали крайности, и никогда – середина. Рядом с ним не могло было просто спокойно – либо очень хорошо, либо очень плохо. «Екатерина Александровна Бибергаль так не захотела, Вера Павловна Абрамова не смогла, Мария Владиславовна Долидзе, вероятно, просто ничего не поняла, Мария Сергеевна Алонкина не приняла всерьез, Нина Николаевна Короткова и захотела, и увидела, и смогла, и приняла» .

Вопреки традиционному сценарию «влюбленности-любви», как только Грин и Короткова поженились, в их отношениях чудесным образом стала сначала зарождаться, а потом и расцветать .

«Мы вскоре поженились, и с первых же дней я увидела, что он завоевывает мое сердце. Изящные нежность и тепло встречали и окружали меня, когда я приезжала к нему в Дом искусств».

«Он не однажды вспоминал ту минуту, когда мы с ним впервые остались вдвоем и я, лежа рядом, стала обертывать и закрывать его одеялом с той стороны, которая была не рядом со мной. “Я, – говорил Александр Степанович, – вдруг почувствовал, что благодарная нежность заполнила все мое существо, я закрыл глаза, чтобы сдержать неожиданно подступавшие слезы, и подумал: Бог мой, дай мне силы сберечь ее…”».

«Алые паруса» Грин заканчивал, будучи уже женат на Нине Николаевне.

В мае 1921 года он писал ей: «Я счастлив, Ниночка, как только можно быть счастливым на земле… Милая моя, ты так скоро успела развести в моем сердце свой хорошенький садик, с синими, голубыми и лиловыми цветочками. Люблю тебя больше жизни».

Еще позднее в мемуарах она писала: «За долгие годы жизни коснешься всего, и из случайных разговоров с Александром Степановичем я знала, что в прошлом у него было много связей, много, быть может, распутства, вызываемого компанейским пьянством. Но были и цветы, когда ему казалось, что вот это то существо, которого жаждет его душа, а существо или оставалось к нему душевно глухо и отходило, не рассмотрев чудесного Александра Степановича, не поняв его, или же просило купить горжетку или новые туфли, как “у моей подруги”. Или же смотрело на Грина, как на “доходную статью” – писатель, мол, в дом принесет. Это все разбивалось и уходило, и казалось ему, что, может быть, никогда он не встретит ту, которая отзовется ему сердцем, ибо стар он становится, некрасив и угрюм. А тут, на наше счастье, мы повстречались».

«Наши души слились неразрывно и нежно»

«Жилось по тогдашним временам материально скудновато, но, Бог мой, как бесконечно хорошо душевно. В ту зиму Грин еще не пил, наши души слились неразрывно и нежно. Я – младшая и не очень опытная в жизни, не умеющая въедаться в нее, в ее бытовую сущность, чувствовала себя как жена Александра Степановича, его дитя и иногда его мать».

«Эпоха мчится мимо»

В середине 1920-х Грина начали активно издавать, у супругов появились деньги. Они отправились в свой любимый Крым и купили квартиру в Ленинграде, но вскоре продали ее и по настоянию Нины Николаевны, боявшейся, как бы у мужа не возобновились запои, переехали в Феодосию. Там, на улице Галерейной, они купили четырехкомнатную квартиру, где стали жить вместе с матерью Нины Николаевны Ольгой Алексеевной Мироновой. «В этой квартире мы прожили четыре хороших ласковых года», – вспоминала много позднее Нина Николаевна .

Сегодня в этой квартире находится известный всем музей писателя.

В доме царил культ Грина. Когда он работал в собственном кабинете, женщины ходили на цыпочках, неукоснительно соблюдая тишину.

Нина Николаевна просила мужа лишь об одном – не пить: «Саша, голубчик, послушай меня. Не прикасайся больше к вину ни в каком количестве. У нас есть все, чтобы жить мирно и ласково».

В Феодосии, в 1925 году, Грин написал роман «Золотая цепь», а осенью 1926 года увидел свет роман, ставший вершиной творчества писателя – «Бегущая по волнам». С большим трудом удалось опубликовать это произведение, как и два последних романа: «Джесси и Моргиана» и «Дорога никуда».

Грину оставалось лишь констатировать: «Эпоха мчится мимо. Я не нужен ей – такой, какой я есть. А другим я быть не могу. И не хочу».

В результате конфликта с издателем денег снова катастрофически не хватало. У Грина стали повторяться запои.

Квартиру в Феодосии пришлось продать и переехать в Старый Крым – там жизнь была дешевле.

«Вы не сливаетесь с эпохой»

С 1930 года советская цензура вынесла жестокий приговор писателю: «Вы не сливаетесь с эпохой». Переиздания Грина были запрещены, новые книги могли выходить строго по одной в год.

Супруги нищенствовали, буквально голодали и часто болели.

Летом Грин отправился в Москву в надежде продать новый роман. Но ни одно издательство он не заинтересовал. Разочарованный писатель сказал жене: «Амба нам. Печатать больше не будут».

Отправили просьбу о пенсии в Союз писателей – ответа не было. Горький, к которому Грин также обращался за помощью, молчал. В воспоминаниях Нины Николаевны этот период охарактеризован одной фразой: «Тогда он стал умирать».

«Нам даны только знаки…»

В Старом Крыму в последние годы жизни Грин часто вместе с супругой ходил в церковь.

В апреле 1930 года в ответ на вопрос, верит ли он сейчас в Бога, Грин писал: «Религия, вера, Бог – эти явления, которые в чем-то искажаются, если обозначить их словами… Не знаю, почему, но для меня это так.

…Мы с Ниной верим, ничего не пытаясь понять, так как понять нельзя. Нам даны только знаки участия Высшей Воли в жизни. Не всегда их можно заметить, а если научиться замечать, многое, казавшееся непонятным в жизни, вдруг находит объяснение».

«Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий»

Писателю Юрию Домбровскому, которого в 1930 году послали к Грину взять интервью от редакции журнала «Безбожник», Грин ответил: «Вот что, молодой человек, я верю в Бога». На поспешные извинения интервьюера Грин добродушно сказал: «Ну вот, это-то зачем? Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдет, конечно. Скоро пройдет».

О последних месяцах жизни мужа Нина Николаевна писала: «Поистине эти месяцы были лучшими, чистейшими и мудрейшими в нашей жизни».

Он умирал без ропота и кротко, никого не проклиная

Он умирал без ропота и кротко, никого не проклиная и не озлобясь.

За два дня до смерти он попросил, чтобы пришел священник.

«Он предложил мне забыть все злые чувства и в душе примириться с теми, кого я считаю своими врагами, – рассказывал Грин жене. – Я понял, Нинуша, о ком он говорит, и ответил, что нет у меня зла и ни к одному человеку на свете, я понимаю людей и не обижаюсь на них. Грехов же в моей жизни много, и самый тяжкий из них – распутство, и я прошу Бога отпустить его мне».

Похороны состоялись на следующий день.

«Я думала, что провожать буду только я да мама, – вспоминала Нина Николаевна. – А провожало человек 200, читателей и людей, просто жалевших его за муки. Те же, кто боялся присоединиться к церковной процессии, большими толпами стояли на всех углах пути до церкви. Так что провожал весь город».

Под суровой наружностью, внешней отчужденностью и даже грубостью жил добрый, ранимый человек, который умел мечтать и дарить радость. И этот человек, которого мало кто любил, да и просто понимал при жизни, претерпевший столько страданий, причины которых были не только в окружающем мире, но и в нем самом, – именно он оставил нам такой ценный и уникальный подарок – витамин счастья, концентрат которого содержится в лучших его произведениях.

Их любовь не закончилась со смертью Александра Степановича. Нине Николаевне предстояло пронести ее еще 38 лет.

Когда фашистские войска захватили Крым, Нина осталась с тяжело больной матерью на оккупированной нацистами территории, работала в оккупационной газете «Официальный бюллетень Старо-Крымского района» и была угнана на трудовые работы в Германию. В 1945 году добровольно вернулась в СССР.

После суда Нина Николаевна получила десять лет лагерей за «коллаборационизм и измену Родине» с конфискацией имущества. Отбывала заключение в сталинских лагерях на Печоре.

Вышла на свободу в 1955 году по амнистии (реабилитирована в 1997 году) и вернулась в Старый Крым, где с трудом отыскала заброшенную могилу мужа. Будучи уже немолодой женщиной, она стала хлопотать о возвращении дома, где умер Грин. Там она открыла Дом-музей Грина в Старом Крыму. Там она провела последние десять лет своей жизни.

Нина Николаевна Грин скончалась 27 сентября 1970 года. Похоронить себя она завещала рядом с мужем, на что местное партийное начальство наложило запрет. Супругу писателя похоронили в другом конце кладбища.

23 октября следующего года, в день рождения Нины, шестеро её друзей ночью перезахоронили гроб в предназначенное ему место.

«Блистательная страна»

В своем, может быть, не самом лучшем, но точно самом проникновенном произведении Грин писал: «Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе…

Тогда ты увидишь храброго красивого принца: он будет стоять и протягивать к тебе руки. «Здравствуй, Ассоль! – скажет он. – Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали».

Он посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом».

Будем по-христиански надеяться, что и писатель, и его верная супруга мирно отнесены «громадой алых парусов белого корабля» в , в «блистательную страну, где всходит солнце», о которой так тосковала душа Грина и где, по слову апостола Павла, «любовь никогда не перестает».

Судьба вдовы известного писателя, автора «Алых парусов» и «Бегущей по волнам» Александра Грина, сложилась драматически. Нина Грин во время фашистской оккупации Крыма работала в местной газете, где публиковались статьи антисоветского характера, а в 1944 г. выехала на принудительные работы в Германию. По возвращении она попала в сталинский лагерь по обвинению в пособничестве фашистам и провела в заключении 10 лет. До сих пор длятся споры историков о том, насколько справедливым было это обвинение.

Нина Грин

Разобраться в этой истории мешает отсутствие достоверных сведений: информацию о жизни Нины Николаевны Грин нельзя назвать полной, до сих пор остается множество белых пятен. Известно, что после смерти мужа в 1932 г. Нина вместе со своей больной матерью осталась жить в поселке Старый Крым. Здесь их и застала оккупация. Сначала женщины распродавали вещи, а затем Нина была вынуждена устроиться на работу, чтобы спастись от голода.

Слева – А. Грин. Петербург, 1910. Справа – Нина Грин с ястребом Гулем. Феодосия, 1929

Ей удалось устроиться сначала корректором в типографию, а затем – редактором «Официального бюллетеня Старо-Крымского района», где публиковались антисоветские статьи. Позже во время допросов Нина Грин признала свою вину и объяснила свои действия следующим образом: «Должность заведующей типографией мне предложили в горуправе, и я на это согласилась, так как в это время у меня было тяжелое материальное положение. Выехать из Крыма, т. е. эвакуироваться, я не могла, так как у меня была старая больная мать и у меня были приступы грудной жабы. Выехала я в Германию в январе 1944 г., боясь ответственности за то, что работала редактором. В Германии я работала вначале рабочей, а затем медсестрой лагеря. Я виновной себя признаю полностью во всем».

А. Грин в рабочем кабинете. Феодосия, 1926

В январе 1944 г. вдова писателя добровольно уехала из Крыма в Одессу, так как была напугана слухами о том, что большевики расстреливали всех, кто работал на оккупированных территориях. А уже из Одессы ее вывезли на принудительные работы в Германию, где она выполняла обязанности медсестры в лагере под Бреслау. В 1945 г. ей удалось оттуда бежать, но на родине это вызвало подозрения, и ее обвинили в пособничестве нацистам и в редактировании немецкой районной газеты.

Слева – А. Гриневский (Грин), 1906. Полицейская карточка. Справа – Нина Грин, 1920-е

Самое страшное было то, что Нине Грин пришлось оставить в Крыму мать, если верить показаниям лечащего врача В. Фандерфляас: «Что касается матери Нины Николаевны – Ольги Алексеевны Мироновой, то до оккупации и во время оккупации она страдала психическими расстройствами, проявлявшимися в некоторых странностях в поведении... Когда же ее дочь, Грин Нина Николаевна, в начале 1944 года оставила ее, а сама уехала в Германию, ее мать сошла с ума». А 1 апреля 1944 г. Ольга Миронова скончалась. Но по другим сведениям, Нина Грин уехала из Старого Крыма уже после смерти матери.

Последняя прижизненная фотография А. Грина. Июнь 1932 г.

Дело в том, что безвыходность своего положения Нина Грин нисколько не преувеличивала – она попала в такую же сложную ситуацию, как и тысячи других людей, оказавшихся на оккупированных территориях, в плену или на принудительных работах в Германии. Однако назвать ее изменницей родине нельзя хотя бы потому, что еще в 1943 г. она спасла жизни 13 арестованных, обреченных на расстрел. Женщина обратилась с городскому голове с просьбой поручиться за них. Тот согласился поручиться за десятерых, а троих из списка отметил как подозреваемых в связях с партизанами. Вдова писателя подменила список, включив в него все 13 фамилий, и отвезла начальнику тюрьмы в Севастополе. Вместо расстрела арестованных отправили в трудовые лагеря. Почему-то в деле Нины Грин этот факт не учли.

Слева – вдова писателя у могилы Грина, 1960-е гг. Справа – А. Грин

Вдова писателя Нина Грин. Старый Крым, 1965

В печорских и астраханских лагерях женщина провела 10 лет. После смерти Сталина многих амнистировали, и ее в том числе. Когда она вернулась в Старый Крым, оказалось, что их дом перешел к председателю местного исполкома. Ей стоило огромных усилий вернуть дом, чтобы открыть там музей Александра Грина. Там же она завершила книгу воспоминаний о муже, которую начала писать еще в ссылке.

Вдова писателя Александра Грина, 1960-е гг.

Нина Грин с экскурсантами у дома-музея в Старом Крыму, 1961

Нина Грин скончалась в 1970 г., так и не дождавшись своей реабилитации. Власти Старого Крыма не позволили похоронить «приспешницу фашистов» рядом с Александром Грином и отвели место на краю кладбища. По легенде, через полтора года поклонники писателя произвели самовольное перезахоронение и перенесли ее гроб в могилу мужа. Лишь в 1997 г. Нину Грин реабилитировали посмертно и доказали, что она никогда не оказывала пособничества фашистам.

Дом-музей А. Грина