Всемирная история как прогресс в осознании свободы. I. Ускорение исторического прогресса

История человечества, как подчеркивал Гегель, является процессом становления и прогресса свободы, а возникновение и развитие человека является скачком из царства необходимости в царство свободы. Это показывает, что свобода не дается человеку от рождения. Она завоевывается деятельностью человека. Чем успешнее ее деятельность, тем весомее и шире является ее свобода. Поэтому мировая история - это не что иное как процесс развертывания свободы в течение жизни и деятельности человечества, постоянно и усиливает свое влияние на существующий мир.

Гегель акцентировал, что мировая история - это прогресс свободы именно в сознании человека. И реальная свобода человека - в его владении природой. В первом случае весь прогресс сводится к духовной составляющей, упуская из виду материально-производственную сферу, общественное бытие. Однако всем известно, что человек живет и действует в объективно существующей среде. Человек не в состоянии избежать взаимодействия с природой, а значит ~ освободить себя от действия тех законов, которые функционируют в мире. Иначе говоря, свобода не в игнорировании природного бытия и не в пассивном его созерцании этих реалий и невмешательстве в ход этих процессов, (хотя это и есть определенная свобода). Настоящая свобода достигается только через активную целенаправленную деятельность. Свободу человек добывает в ходе взаимодействия с миром, в процессе познания и освоения природы. Человек овладевает миром, благодаря действию производительных сил. их развитие и постоянное совершенствование является показателем человеческой свободы и ее исторического роста.

Человек (человечество) не может позволить себе того, чтобы не заботиться о постоянном усовершенствовании производительных сил. История человечества - это непрерывный, поступательный процесс совершенствования производительных сил. Совершенные средства производства, постоянное совершенствование физических и духовных кондиций человека, его умений, навыков, способствующих успешному ее противостоянию мира природы, а человечеству - освобождению из-под влияния стихийных сил. Этот прогресс и является реальным показателем роста свободы человека (общества).

Следует отметить, что на нынешнем этапе развития, вследствие значительного технико-техногенной нагрузки на природу, свобода человека привела к возникновению целого ряда экологических проблем. Мощные производительные силы обеспечивают ей абсолютное господство над природой. Причем современные человек (человечество) "господствуют над природой как завоеватель над чужими народами". Решение и этих проблем тоже лежит в плоскости расширения свободы человека, (человечества) через совершенствование производительных сил, внедрения ресурсо- и энергосберегающих технологий и формирование духовно богатой личности, гармонично сочетающий в себе рациональный подход к делу с экологическим мышлением и экологической культурой.

Вместе с тем, общество возлагает на человека определенные обязанности, подчиняет ее сущностные силы своему влиянию, унормовуючы и регламентируя жизнедеятельность индивида. Формы общественной жизни человек застает, как данность, от рождения и не в силах их самостоятельно изменить. Они для нее - историческая необходимость и чтобы разумно, гармонично с ними сотрудничать нет другого выхода как их познавать. Познавая их действие, человек рационально организует свою жизнедеятельность в обществе и осмысленно влияет на мир природы. Таким образом, и человек, и общество достигают свободы, когда сознательно контролируют проявления и влияние объективных законов, преодолевают господства стихийности, авантюризма и волюнтаризма. И все же, успешное решение этих проблем лежит в плоскости прогресса человеческой свободы.

Получается, что прогресс мировой истории с одной стороны это непрерывный процесс роста свободы человека (человечества), который постоянно расширяет возможности взаимодействия и сосуществования с миром. С другой стороны - природный и социальный мир предстает как препятствие развертыванию свободы индивида. Он на каждом историческом этапе, как бы "дозирует" степень свободы человеку, "отпускает" ей свободы столько, сколько она может разумно ее взять и рационально ею воспользоваться (распорядиться). В этом смысле правомерно то, что отдельный индивид никогда не был и не будет абсолютно независимым от природных и общественных условий существования. Его свобода исторически обусловлена объективными и субъективными факторами. В историческом, цивилизационном контексте эта свобода относительна, но для каждой эпохи она является абсолютной (в плане понимания полноты, исчерпаемости в достижении предела возможного).

Чем более развитым, демократическим и открытым является общество, тем больше свободы получает индивид и наоборот. Не преувеличивая роли внешних факторов, не следует забывать и о внутренне личностные. Индивид, благодаря своему уму и таланту, способностям и силе воли, постоянно вынужден доказывать свободу своего "Я", освобождать себя от зависимости природного и социального бытия и таким образом прогрессировать.

Авторитарные и тоталитарные общества враждебно противостоят прогресса человека и его свободе. При таких условиях свобода человека фактически является дозированной и регламентированной в рамках надлежащего и дозволенного. Современные демократические общества обеспечивают надлежащие условия для развертывания свободы индивида. Чем более развитой является личность, тем больше свободы она требует от общества. С другой стороны - свобода коллектива (общности) зависит от свободы каждого человека. Освобождение коллектива, его свобода предполагает и свободу человека.

Как уже говорилось, современные демократические общества и правовые государства достигли значительного прогресса в развитии и утверждении свободы человека (гражданина). Важными шагами в этом направлении является освобождение от эксплуатации человека человеком, где работающий человек получает достойную зарплату, пенсионеры - обеспеченную старость и жизнь, а дети, больные и нетрудоспособные - материальную и финансовую помощь со стороны государства. Социально ориентированные общества, "государства благоденствия" реально утверждают в жизнь принципы гуманизма, социального равенства и социальной справедливости и таким образом работают на гражданина, свободу человека. Они создают не только материальные предпосылки для развития личности, но и положительные возможности для всестороннего развития и выявления его способностей, полному раскрытию своих сущностных сил и человеческих качеств. Только такая личность может рационально усвоить и использовать предоставленные ей обществом возможности, а самое главное - реализовать их в процессе свободной и свободной деятельности.

Контрольные вопросы:

1. В чем прогресс мировой культуры?

2. Проблема направленности истории. Становление идей общественного прогресса.

3. Эволюционное и революционное в развитии общества.

4. Проблема "цены" человеческого прогресса.

5. Есть прогрессивная линия развития доминирующей?

6. Как вы понимаете "человеческое измерение прогресса"?

7. В чем заключается смысл истории человечества?

8. Как вы понимаете выражение: "история человечества как прогресс свободы"?

Темы рефератов:

1. Идея прогресса в историко-философской литературе.

2. Общественный прогресс: понятие, сущность и критерии.

3. Общественный прогресс и проблемы его классификации.

4. История человечества как прогресс свободы.

1. Аббаньяно Н. прогресс больше НЕ означает счастье // Абба-Ньян Н. Мудрость жизни. - СПб, 1996..

2. Булгаков С.Н. Основные проблемы теории прогресса // Булгаков С.Н. Философия хозяйства. - М., 1990.

3. Венда В.Ф. Волны прогресса // Серия "Философия". - 1989. - № 9.

4. Волков А.И. Человеческое измерение прогресса. - М., 1990.

5. Горак Г.И., Яшу к ТИ. Проблема направленности человеческой истории // Философия. Курс лекций. - М., 1993.

6. Гошовский Н.Н., Кудрявый И.Т. Идея прогресса в социальной философии. - М., 1993.

7. Рузавин В.И. Самоорганизация и организация в развитии общества // Вопросы философии. - 1995. - № 8.

8. ТойнбиА. Дж. Исследование истории. - М., 1998. - Т. 1.

9. Чинакова Л.И. Социальный детерминизм. - М., 1986.

Продумывая в процессе работы над книгой логику представления ее проблематики, я счел необходимым и логичным завершить его рассмотрением таких двух фундаментальных вопросов, как смысл истории и идея исторического прогресса. Они логически вытекают из всего предыдущего содержания и составляют необходимое звено как завершающая часть книги, венчая ее содержание.

§1. О смысле истории

Размышляя о смысле истории, К. Ясперс писал: "Мы стремимся понять историю как некое целое, чтобы тем самым понять и себя. История является для нас воспоминанием, о котором мы не только знаем, но в котором корни нашей жизни. История - основа, однажды заложенная, связь с которой мы сохраняем, если хотим не бесследно исчезнуть, а внести свой вклад в бытие человека. Историческое воззрение создает ту сферу, в которой пробуждается наше понимание природы человека" .

1 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 240.

При постижении истории в ее едино-цельности у человека происходит углубление самоосмысления: его духовный мир, приобщаясь к истории путем ее осознания и запоминания, как бы поднимается на высокую вершину, с которой ему становится виднее не только прошлое и не только настоящее, но в какой-то мере и грядущее. Он не только понимает все это глубже, но и по-иному оценивает себя. История ставит перед нами зеркало, в котором мы, видя прошлое, лучше понимаем свою собственную природу: тут и пример для подражания, и укор нашей совести, и призыв к покаянию и к подвигу, к самосовершенствованию. И еще. Содержание исторически познанного отнюдь не безразлично для нас, оно становится составляющим моментом нашего бытия, порой даже неосознанно или, говоря точнее, в какой-то мере неосознанно.

Разве не в этом заключается смысл истории?! Правда, Ф. Ницше говорит: шаг за шагом мы боремся с исполином - случаем, и человечеством до сих пор правит бессмыслие! Можно согласиться с Ницше, ограничив обобщенную категоричность его утверждения. Да, в истории много бессмысленного, иррационального, даже нелепого и более того, просто омерзительного. Но сводится ли все в истории к бессмыслию? Такой вывод был бы неверным. В истории много не просто разумного, но и гениального, например прогресс культуры, скажем, философии, творения гениев литературы, поэзии, живописи, скульптуры, достижения науки, техники и т.д. Постигая прошлое, мы черпаем силы в том, что было, что, по словам Ясперса, определило наше становление, что является для нас образцом, и безразлично, когда жил великий человек: все располагается как бы на одной вневременной плоскости чего-то очень значимого, и тогда данные исторические события воспринимаются нами как нечто непосредственно присутствующее в нашей жизни.

Что касается объективного смысла истории, то она, видимо, в своем пути во времени имеет какую-то объективную цель, время в ней расчленено на эпохи... и конечно. Никто из людей не ведает этого конца, но мы знаем, что конец этот наступит: ведь наш дом (планета Земля) не вечна, а к тому же многое в истории происходит стихийно, а люди немало совершают такого, что приближает гибель Земли. Было бы высокомерием сказать, что все мы поступаем мудро. Каждый, как ему кажется, действует разумно, но многие в действительности поступают жестоко и эгоистично, а в целом получается много просто преступного перед разумом истории. А преступное рано или поздно наказуется. Конечно, можно допустить, что все люди вдруг одумаются и начнут поступать по-Божески мудро, оберегая каждую травинку и каждое животное. Это, конечно, продлит жизнь на Земле. Но никто и ни при каких условиях не подарит человечеству такое благо, как вечность бытия .

1 Я писал это в грустную минуту моих раздумий, в глубокой ночи уединения и тревоги, в минуты возмущенного осознания того, как человечество издевается над нашей общей матерью-природой и как люди нередко издеваются друг над другом, погрязши во взаимной ненависти и злобе... Разве все это не заслуживает Суда Разума истории?! Разве Абсолютный Божественный разум не воздаст нам того, чего мы заслуживаем?! Да и сама история есть Всемирный Суд: он мудр и беспощаден и все и всех ставит на свое место.

И еще о смысле истории. Мудрость веков гласит: история учит нас тому, что у нее непременно нужно учиться. Для человека и общества важна сама возможность извлекать из прошедшего уроки для будущего, что позволяет нам осмыслить ход исторической жизни человечества и тем самым наметить философскую концепцию истории. Для этого необходимо знание прошлого соединить с тем, что нам открывает современная эпоха по отношению как к прошлому, так и к будущему. Сделать это возможно, по словам Н.И. Конрада, только принимая во внимание историю всего человечества, а не какой-либо группы народов или стран. И в заключение: решение вопроса о смысле истории, подобно вопросу о смысле нашего личного бытия в мире, может лишь несколько приблизить нас к крайней грани нашего понимания, но за ее пределами, тем более в безбрежной дали времени, для нас все окутано непроницаемой мглой.

2. Об историческом прогрессе

Идея прогресса. На протяжении почти всей истории развития. философской мысли в ряду с другими фундаментальными идеями существенное место занимала идея прогресса. Большая часть человечества, прежде всего мыслители, верует в прогресс, т.е. не только в эволюцию, а в поступательное движение человечества к одной высшей разумной цели, к идеалу всеобщего блага, искупающего все жертвы, все страдания. И хотя иногда, как говорил Г. Лейбниц, и встречается попятное движение наподобие линий с заворотами, тем не менее в конце концов прогресс возобладает и восторжествует . Г.В.Ф. Гегель определял всемирную историю как "прогресс в сознании свободы прогресс, который мы можем познать в его необходимости" .

1 См.: Лейбниц Г.В. Сочинения: В 4 т. М., 1984. Т. 3. С. 380.

2 Гегель Г.В.Ф. Сочинения. М., 1948. Т. VIII. С. 19.

Вопрос о прогрессе - это не простой вопрос умозрения, а жизненный вопрос о судьбе человека и всего человечества, а в еще более широком плане и всего мирового бытия.

Процесс развития предполагает накопление качественных новообразований, которые необратимо уводят систему от ее исходного состояния в направлении либо повышения уровня организации системы, либо ее понижения, либо сохранения в общем того же уровня при постоянных модификациях. Такие формы развития выражаются категориями прогресса, регресса и одноплоскостного развития. Бросив взгляд на историю человечества, возвращаясь мыслью от звена к звену в глубь веков, мы обозреваем непрерывную цепь сменявших друг друга поколений людей. Каждое из них родилось, жило, радовалось, страдало и уходило в мир иной. Ткань всемирной истории состоит из вечно зарождающейся и обрывающейся жизни индивидов и из непрерывной цепи того, что создано их усилиями.

Долог и тернист путь человечества. От первобытного стада до современных социальным систем, от каменного рубила до использования энергии атома, автоматики, электроники и информатики, от стойбища вокруг костра и шалаша до современных гигантских городов, от бродячих сообществ дикарей до великих наций, от примитивных знаний, переплетенных с мифологическими вымыслами, до глубоких и изощренных теорий...

На "подмостках" истории сыграно неисчислимое множество великих и мелких, героических и гнусных, злодейских сцен, произошло множество кровавых войн. Подсчитано, что за шесть тысяч лет истории человечества на Земле было более 20 тысяч войн, которые унесли многие миллионы человеческих жизней; историки зарегистрировали всего лишь 292 мирных года за 3600 лет. В течение немногих месяцев, дней или даже часов разрушается то, что создавалось десятилетиями и столетиями. В истории возникают мощные государства, расцветают и гибнут колоссальные империи. Из великих, шедших в авангарде человеческой цивилизации, этносы становились малыми, из богатых - нищими. В огне революций сгорала власть одних социальных групп и рождалась власть других. Разбивались и рушились царские и королевские троны, срывались с голов короны, а сами головы нередко слетали с плеч. Уходили в небытие тираны, но, к сожалению, приходили новые.

Раздумья о социальном прогрессе приводят к противоречивым вопросам, например: становится человечество физически и духовно более здоровым и счастливым или нет? Развивается ли утонченность ума и чувства людей или современные люди не продвинулись в своем умственном развитии ни на йоту по сравнению с великолепием умов, скажем, в древних цивилизациях? Что принесла людям современная техника - этот "идол" человечества? Разве авангардизм и абстрактное искусство лучше полотен Рафаэля и Леонардо да Винчи, а пьесы или стихи наших современников лучше творений Шекспира, Гете, Пушкина, Лермонтова и Тютчева?

Прогресс в его чисто логическом смысле есть всего лишь абстракция. Развитие искусства это особенно хорошо доказывает.

Сравните такие шедевры, отдаленные друг от друга сотнями лет, как "Илиада" Гомера, "Божественная комедия" Данте, "Гамлет" Шекспира, "Фауст" Гете и "Евгений Онегин" Пушкина. Можно ли какое-нибудь из этих произведений назвать более высоким по силе гениальности и художественности? Каждое из них - великое творение.

В науке иначе - явное преимущество на стороне более современного автора: он или резко ограничил значимость своего предшественника, или отверг его теорию как ошибочную. Но Пушкин не отверг ничего в Шекспире. Время только усиливает мощь художественного шедевра прошлого.

Некоторые авторы утверждают, что люди биологически, интеллектуально и нравственно вырождаются, доказывая это тем, что увеличивается число раковых больных, больных сердечно-сосудистыми, нервно-психическими, аллергическими и иными недугами; угрожающе много рождается детей с физиологическими отклонениями от нормы, увеличивается число умственно отсталых. Следует также учесть еще число людей, страдающих СПИДом, наркоманией, алкоголизмом.

Нарушение экологического равновесия, чудовищное загрязнение окружающей среды, накопление термоядерных, химических, биологических средств массового истребления - это "подарок" ученых. В результате всего этого современное человечество подошло вопреки своей воле к краю пропасти своего бытия в этом мире.

Каждый новый источник энергии являет собой результат научных открытий, свидетельствуя о взлете научной мысли, способствующей дальнейшему прогрессу производительных сил. Но он же нередко становится угрозой для жизни самого человека. Атомная физика и кибернетика (как и многое другое) тесно связаны с военным делом. В первую очередь именно здесь приобретения оборачиваются потерями.

Сознание многих наших современников пронизывает гнетущее чувство какой-то бесперспективности: стоит ли бороться, стремиться к лучшему, заботиться о судьбах грядущего поколения, если все должно обратиться в тлен? Возникает крайне обостренное чувство обреченности человека в мире. Отсюда идеи трагической участи рода человеческого, кризиса сознания, крушения разума, отсутствия веры в позитивные программы выхода: ради чего жить, когда все идеалы прогресса померкли?

Некогда Ж.Ж. Руссо выдвинул тезис, что прогресс наук и искусств принес людям неизмеримый вред. Этот тезис парадоксален только на первый взгляд. Руссо уже тогда угадал противоречивый характер развития человеческой цивилизации: одним она несет благо, другим - страдания. Он в очередной раз воскресил идею "золотого века", находившегося в далеком прошлом человечества. Тогда не было частной собственности, царило всеобщее равенство. Люди были детьми природы. Они находили пищу под любым деревом, утоляли жажду из первого попавшегося источника, постелью им служила трава под тем же деревом, которое давало пищу. Представление о "естественном человеке" у Руссо, хотя и питало Французскую революцию, по существу представляло собой реакцию, именно реакцию на христианское средневековое мировоззрение. Человечеству предлагалось отвернуться от уже осознанного в христианстве и вновь, как в античности, обрести идеал в мифологизированном прошлом. Как ни привлекательна идея повернуть вспять прогресс с его нежелательными плодами, она неосуществима, и есть мыслительный идеализм. Выражаясь словами П. Флоренского, это попытка "замазать противоречие тестом философии", вместо того чтобы взглянуть ему в глаза. Христианство, как видно из опыта, судит о человеке вернее, когда говорит о его греховной природе, чем философы, предполагающие идеальность "естественного человека". А.И. Герцен метко подчеркнул: "Руссо понял, что мир, его окружающий, не ладен; но нетерпеливый, негодующий и оскорбленный, он не понял, что храмина устаревшей цивилизации о двух дверях. Боясь задохнуться, он бросился в те двери, в которые входят, и изнемог, борясь с потоком, стремившимся прямо против него. Он не сообразил, что восстановление первобытной дикости более искусственно, нежели выжившая из ума цивилизация".

Руссо оказал определенное влияние на Л.Н. Толстого в его проповеди опрощения. Н.А. Бердяев заметил, что и Руссо, и Толстой "смешивают падшую природу, в которой царит беспощадная борьба за существование, эгоизм, насилие и жестокость, с преображенной природой, с природой ноуменальной, или райской" .

1 Бердяев Н.А. Русская идея. СПб., 1907. С. 3.

Современная критика беспредельного технологического прогресса более изощренна, чем концепция Ж.Ж. Руссо. У нее есть несколько сторон. Во-первых, осознаны границы роста человеческой цивилизации, по крайней мере в пределах Земли. Как заметил А.И. Солженицын, черви, грызущие одно яблоко, должны понимать, что яблоко не бесконечно. Хотя сделанные в 1970-е гг. оценки природных ресурсов оказались заниженными, самой проблемы это не снимает. Во-вторых, на разных направлениях чувствуется приближение некоего качественного перехода в новую эпоху, сопоставимого с переходом от средневековья к Новому времени ("новое средневековье" Бердяева). Этот переход должен включать в себя и перемену ценностей с отказом от потребительской гонки на пути "вверх", как призывал Солженицын в Гарвардской речи. Типичными чертами такого рода концепций являются осознание неизбежности нынешнего этапа в истории человечества и стремление преодолеть его, а не просто отвернуться от него (мы не говорим о хиппи, одиночках, бегущих от цивилизации, и т.п., чье существование, кстати, тоже свидетельствует о переживаемом историческом переломе). Происходит поиск возможности применить плоды самого технологического прогресса к его "изживанию", например пропаганда дробного, малого производства на основе самых передовых технологий. Характерно также стремление к религиозному осмыслению проблемы. Коротко говоря, современных критиков прогресса отличает от Руссо прежде всего желание идти не назад, а вперед.

Здесь имеет смысл вернуться к содержанию понятия "прогресс". Заметим, кстати, что еще в первые десятилетия XX в. слово "прогресс" употреблялось обычно не само по себе, а чаще в конкретных оборотах вроде "прогресс народного хозяйства" и т.п. Современное словоупотребление (без дополнительных определяющих слов) в какой-то мере отражает тенденцию к оперированию обособленными понятиями, ставшими мифологемами, символами. Это вполне объективная тенденция, происходящая из того, что многие общие понятия действительно как бы вырвались на свободу в нашем веке, обретя определенную власть над вещными реалиями и человеческим сознанием, которому они раньше преданно служили. Попытка устроить жизнь на началах материализма обернулась торжеством худшего варианта идеализма, торжеством автономно существующих фантастических идей над сознанием.

Что же сейчас имеют в виду, когда говорят о прогрессе и его издержках? Что вообще такое прогресс? По смыслу - это развитие к лучшему. Но что такое - это лучшее и как же может развитие к лучшему принести плохое?

Тут имеются две стороны. Во-первых, говоря об издержках и бедах, принесенных прогрессом цивилизации, в содержание этого понятия вкладывают то, что считалось прогрессом (особенно экономическим и технологическим) еще в XIX в., вернее, современную экстраполяцию этих представлений.

Бросим хотя бы беглый взгляд на замечательные открытия, начиная с древних времен, в области математики, астрономии, физики, биологии, медицины, а уже в науке Нового и Новейшего времени - теории теплоты, электричества, магнетизма, оптики, теории относительности, квантовой механики, кибернетики и т.п. И мы поймем: совсем не удивительно, что идея научного прогресса оказалась доминирующей начиная уже с XVIII в., когда Ж. Кондорсе выпустил свою знаменитую книгу "Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума" (1794). Сторонником безграничного прогресса был И. Кант: он иронизировал над идеей остановки, "конца всего сущего".

В XIX в. в таком прогрессе действительно видели путь к лучшему для человечества. Современное разочарование в прогрессе в первую очередь вызвано обманутыми надеждами: прогресс технологии обернулся экологическими бедами и опасностью физической гибели человечества (оружие массового поражения, катастрофы на АЭС), социальные эксперименты привели к чудовищным жертвам и созданию вырождающихся тоталитарных обществ. "Земля большой утес, на котором приковано и терзается коршуном сомнения человечество, которое и есть истинный Прометей. Оно похитило свет и теперь переносит за это мучительные пытки" .

1 Гейне Г. Полное собрание сочинений. СПб., 1904. Т. 4. С. 390.

Попытаемся уточнить критерии прогресса: что считать лучшим, что худшим, какое направление в развитии прогрессивно, какое реакционно. "Одним словом, все можно сказать о всемирной истории, все, что только самому расстроенному воображению в голову может прийти. Одного только нельзя сказать - что благоразумно. На первом слове поперхнетесь" . Тут большое поле для критического разума, выводы которого нам будут казаться парадоксальными, пока мы не отрешимся от прогрессистских иллюзий XVIII-XIX вв.

2 Достоевский Ф.М. Записки из подполья // Собрание сочинений: В 12 т. М., 1982. Т. 2. С. 422.

3 Например, и на Западе, и у нас широко и некритически повторяют представление XIX в. о социализме как некоем общественном идеале, основанном на справедливости, равенстве распределения жизненных благ. Современные прогрессивные публицисты у нас теперь нередко усматривают социалистические черты то в шведском устройстве общества, то едва ли не в современном капитализме США и Германии. Соответственно неуспех, мягко говоря, социального эксперимента в нашей стране интерпретируется, как то, что "социализма мы не построили", "социализма у нас еще не было" и т.д. Вопрос не праздный, ибо от ответа на него зависит, что делать дальше, к чему стремиться в практической деятельности. Неожиданными для многих могут прозвучать слова А.И. Солженицына, что на самом деле социализм с древних времен (социалистические учения в первую очередь, и социалистические государства, например, империя инков) был вовсе не прогрессом, а явлением реакционным, "реакции: Платона - на греческую куль-ТУРУ> гностиков - на христианство, реакции - одолеть распрямление человеческого духа и вернуться к приземленному бытию самых примитивных государств древности" (Сочинения. Т. 10. Вермонт; Париж, 1981. С. 456).

Но, во-вторых, все сказанное выше об онтологической природе противоречий, их абсолютной неизбежности свидетельствует о том, что плата за прогресс будет всегда, как бы хорошо мы ни скорректировали это понятие. И это, пожалуй, более важная сторона проблемы. В рамках материального, тварного мира человек не может преодолеть трагичность бытия. Опрометчиво рассчитывать на посюстороннее решение всех проблем, на бесконфликтный ход прогресса (при самом верном его понимании). Христианская надежда совершенно отлична от "исторического оптимизма". Она имеет основание вне этого мира и обращена не к обществу, не к массам, а к личности.

Возможность конфликта между общим прогрессом и личностью давно открыта в русской литературе и русской философии. По словам С.Н. Трубецкого, человек не может мыслить свою судьбу независимо от судьбы человечества, того высшего собирательного целого, в котором он живет и в котором ему раскрывается полный смысл жизни. С одной стороны, общество заключает в себе родовую основу личной жизни, а с другой - оно есть нечто сверхличное, разумное, нравственное и правовое целое. На низших ступенях своего становления, когда разумное начало было еще слабо развито, в большей мере проявлялись родовое начало, силы инстинкта и механизмы здравого житейского смысла, на высших общественные отношения все более и более подчиняются сознательным разумным нормам. Так что становление и совершенствование личности и общества и их разумный прогресс взаимно обусловливают друг друга. Каков же смысл и объективная цель этого прогресса?

Несомненно, объективным законом истории является создание все более совершенного общества: общественные союзы, появляющиеся от начала жизни на Земле, вступают во взаимные столкновения, в общую борьбу за выживание и реализацию личных и групповых интересов. В истории общества выживали и процветали сначала наиболее сильные, жизнеспособные, находчивые как личности, так и сообщества, потом общественные структуры более широкого национального и многонационального масштаба, и наконец - наиболее солидарные, разумные и наиболее культурные.

Солидарность объединяет народы и способствует их прогрессу: разумный смысл человечества не может заключаться в бесконечном порождении борющихся, враждующих, воюющих государств, соперничающих в величине и разрушительной силе и пожирающих друг друга, используя все более смертоносное оружие.

"Если прогресс - цель, то для кого мы работаем? Кто этот Молох , который, по мере приближения к нему тружеников, вместо награды пятится и в утешение изнуренным и обреченным на гибель толпам, которые ему кричат: осужденные на смерть приветствуют тебя, только и умеет ответить горькой насмешкой, что после их смерти все будет прекрасно на земле? Неужели и вы обрекаете современных людей на жалкую участь кариатид, поддерживающих террасу, на которой когда-нибудь другие будут танцевать... или на то, чтобы быть несчастными работниками, которые по колено в грязи тащат барку с таинственным руном и с смиренной надписью "прогресс в будущем" на флаге. Утомленные падают на дороге, другие со свежими силами принимаются за веревки, а дороги, как вы сами сказали, остается столько же, как и при начале, потому что прогресс бесконечен. Это одно должно было насторожить людей; цель бесконечно далекая - не цель, а если хотите, уловка; цель должна быть ближе, по крайней мере заработанная плата или наслаждение в труде" .

1 Молох - в мифологии древних финикиян, карфагенян, израильтян и др. бог солнца, огня и войны, которому приносились человеческие жертвы; символ жестокой силы, требующей множества человеческих жертв.

2 Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М., 1956. Т. VI. С. 35-36.

Ф.В. Шеллинг, например, говорил: идея непрекращающегося прогресса есть идея бесцельного прогресса, а то, что не имеет цели, не имеет и смысла; бесконечный прогресс - это самая пустая и мрачная мысль. С.Н. Булгаков вторит ему: теория прогресса подобна тусклой свече, которую кто-то зажег в самом начале темного бесконечного коридора. Свеча скудно освещает уголок в несколько футов вокруг себя, но все остальное пространство объято глубокой тьмой. Наука не в силах раскрыть будущих судеб человечества, она оставляет нас относительно них в абсолютной неизвестности.

Отрадная уверенность, что все доброе и разумное в конце концов восторжествует и непобедимо, не имеет никакой почвы в механистическом миропонимании: ведь здесь все абсолютная случайность. И отчего же та самая случайность, которая нынче превознесла разум, завтра его не потопит, и которая нынче делает целесообразными знание и истину, завтра не сделает столь же целесообразными невежество и заблуждение? Или история не знает крушения и гибели целых цивилизаций? Или она свидетельствует о правильном и неправильном прогрессе?

Забудем о мировом катаклизме или застывании Земли и всеобщей смерти как окончательном финале истории человечества, говорят механицисты, но уже сама по себе перспектива абсолютной случайности, полная непроглядного мрака и неизвестности, не принадлежит к числу бодрящих. И на это нельзя возражать обычным указанием, что будущее человечество лучше нас справится со своими нуждами, ибо ведь речь идет не о будущем человечестве, а о нас самих, о том, как мы представляем свою судьбу. Все, что имеет сказать здесь наука, это одно: непознаваемо. Разгадать сокровенный смысл истории и ее конечную цель, оставаясь собой, она не может.

Но, конечно, на этом ответе никогда не может успокоиться человеческий дух. Остановиться на таком ответе - это значит стать спиной к самым основным вопросам сознательной жизни, после которых уже не о чем спрашивать.

О критериях прогресса. Существует точка зрения, согласно которой невозможно решать проблему критериев прогресса вообще. Эту проблему надо рассматривать применительно лишь к определенным системам, хотя и глобального масштаба, например к обществу, обобщением процесса развития которого она первоначально и явилась. Ее сложнее решать применительно к животному миру и тем более растительному. А говорить о прогрессе применительно к физической реальности вообще не стоит.

Некоторые утверждают, что можно говорить об универсальности прогресса: от элементарных частиц к атому, а потом к молекуле и затем... к коммунизму .

1 По остроумному замечанию Вл. Соловьева, сторонники "теории прогресса" мыслят странным силлогизмом: человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга.

С общей точки зрения мерой прогресса может служить продвижение от простого к сложному, повышение сложности организации. Восходящее развитие означает повышение уровня организации и соответственно сложности системы, что влечет за собой усиление роли внутренних факторов в составе целого по сравнению с внешними, рост активности системы, возможности ее самосохранения, а также относительной самостоятельности.

Такая формулировка особенно созвучна нашему времени, когда появились общие теории типа теории систем, кибернетики или более ранней "тектологии". "Организованность повышается количественно тогда, когда в рамках данной формы, при данной ее структуре объединяются, накопляется более значительная сумма элементов-активностей, например, когда масса туманности или планеты возрастает за счет материала окружающих ее пространств. Структурно организованность повышается тогда, когда в рамках системы ее активность соединяется с меньшими дезин-грессиями, например, когда в механизме уменьшаются вредные трения частей, когда увеличивается коэффициент использования энергии, т.е. становятся меньше ее бесплодные затраты" .

1 Богданов А.Л. Всеобщая организационная наука. Тектология. М.; Л., 1929. С. 89.

Современная математика научилась придавать числовое выражение сложности системы. Оно базируется на сложности ее описания, грубо говоря, на потребном для этого количестве знаков.

В естественно-научных рамках прогресс обычно характеризуют как общее совершенствование системы, а именно: повышение ее витальности, устойчивости, информационной емкости и увеличение возможностей ее дальнейшего развития и функционирования, ее адаптивности к внешним и внутренним фактором распада. Так, в истории человечества совершенствованием считают повышение уровня жизнеспособности и устойчивости, возрастание производительности труда, совершенствование механизмов управления. Тот способ производства и распределения материальных благ является более прогрессивным, который обеспечивает большую заинтересованность человека в труде и производстве капитала.

При рассмотрении критерия экономического прогресса нужно исходить не столько из уровня и темпов развития производства, как такового, сколько из уровня жизни трудящихся и роста народного благосостояния .

2 Современные социологи пользуются понятием "качество жизни", более широким, чем "уровень", включающим также общественную защищенность, устойчивость существования и т.д.

Без сомнения, высшее мерило прогрессивности всех общественных явлений человеческая личность. Исторический прогресс находит свое отражение в развитии и удовлетворении потребностей человека в научном, философском, эстетическом познании мира, в развитии и удовлетворении потребности жить пo благородным нормам истинно человеческой морали - морали высокого уважения к себе и другим. Существенным мерилом исторического прогресса является возрастание свободы в ее разумном употреблении.

Как мы уже говорили, тема прогресса в искусстве еще более осложняется.

А вот прогресс в нравственности? Можно ли сказать, что современные люди более нравственны, чем прежние ?! Посмотрев на то, что происходит с нравственным миром человека и человечества, можно ли со спокойной совестью сказать, что в процессе исторического развития увеличивается, к примеру, "сумма" человеческого счастья? По крайне мере, это весьма сомнительно. И все мы не без чувства тревоги наблюдаем это.

1 "При рыцарях не было концлагерей! И душегубок не было!" (Солженицын А. В круге первом. Вермонт, Париж, 1978. С. 369).

А вот в технике? Тут, как уже говорилось, прогресс достаточно очевиден .

2 Хотя... Вот крупноблочное строительство - вполне очевидно прогрессивнее дедовских методов. Но выясняется, что железобетон разрушается едва не в 50 лет (корродирует и лопается стальной прут), а старые каменные дома, сложенные вручную, практически вечны.

Есть области, в которых прогресс тоже несомненен - это области познания и экономики. В познании человечество идет к одной определенной и ясной цели - к истине, знание дает нам все больше возможности его практического применения во всех сферах нашего бытия. Распространяясь в массах, оно просвещает, возвышает, объединяет человечество, внося свой вклад в единую культуру.

Но разве наука сама по себе может дать человеку и человечеству всю полноту блага - духовного и телесного?

Было бы очень наивным полагать, что исторический прогресс являет собой какое-то торжественное шествие человечества только прямо вперед и только непременно вверх, при этом во всех отношениях.

Но не будем впадать в пессимизм: он не обладает возвышающей душу силой.

А мы с вами, читатель, с пылкой страстью, а порой и отчаянием или с животворящей надеждой в сердце устремляем любознательный взор наш в исторические и грядущие дали, туда, где синеет таинственная линия горизонта "зараз и закрывающего и приоткрывающего загадочные дали" будущего. И пусть живым трепетом этой тайны и ободряющей деятельной надеждой наполняется душа наша!

"Идеалом является всякая действительность в своей наивысшей истине "

Г. Гегель

Коль скоро в концепции Гегеля происходит утверждение прогрессивного исторического развития, то с необходимостью встает вопрос о реальности человеческой свободы, т.к. историческое развитие и подлинная новизна и неповторимость определяются наличием свободы.

Исходная посылка ответа на этот вопрос коренится в утверждении Гегелем того, что человеческая свобода имеет своим основанием необходимость, а необходимость сопряжена с разумом. Таким образом, свободная деятельность сопряжена с исторически разумными результатам.

Это означает, что, во-первых, не всякая деятельность по целям, полагаемым субъектом, свободна, хотя такая деятельность, внешне может выглядеть именно так, а во-вторых, что свобода, будучи реализацией исторической необходимости, осуществляется через стихийную или сознательную деятельность людей.

Гегелевское понимание свободы предполагает конструктивную деятельность человека. Гегель поставил решение проблемы свободы на почву истории – в зависимость от каждой определенной ступени исторического развития общества. Ареной свободной активности провозглашается не изолированный индивид, а человек, принадлежащий к определенной исторической фазе развития общества.

Свобода – это субстанция духа, заявляет Гегель. Дух есть всегда у себя бытие, имеет свой центр в себе, а это и есть свобода, т.к. если нечто является зависимым, то относит себя к чему-то другому, чем оно не является, следовательно, оно и не свободно, т.к. не может быть без чего-то внешнего. Нечто свободно тогда, когда оно есть у самого себя. Отсюда получается, что целью духа может быть только сам дух, и субстанция духа есть свобода. Здесь важно отметить, что для Гегеля условие свободы не необходимость вообще, а необходимость внутренняя.

Коль скоро всемирная история представляет собой процесс обнаружения духа, поскольку он вырабатывает знание о том, что он есть "в себе", то история как реальность представляет собой развитие свободы в самой общественной практике, а история как форма исторического сознания – приложение принципа свободы к людским делам.

"Всемирная история – есть прогресс в сознании свободы. Прогресс, который мы должны познать в его необходимости ". Следовательно, степень развития свободы в практике и человеческом сознании есть одновременно показатель исторической зрелости общества, или критерий общественного прогресса.

Именно этот критерий, т.е. степень развития свободы и положил Гегель в основу периодизации всемирной истории. Первый ее этап представлен восточными народами, которые еще не знают, что дух (а в истории человек) свободен. Они думают, что свободен один (деспот). Но эта свобода представляет собой произвол, дикость, тупость, страсти и покоится па несвободе всех остальных. Следовательно, и этот один (деспот) есть не свободный человек.

Лишь у греков впервые в истории появляется осознание свободы, но они, как, впрочем, и римляне, полагали, что свободны лишь некоторые. Даже Платон и Аристотель не знали, что свободен человек как таковой. А вот германские народы дошли до сознания свободы, поскольку благодаря христианству поняли, что свободен каждый. Здесь мы должны отметить, что Гегель понимал неравнозначность сознания свободы и реализации свободы.

Появление и утверждение христианства в общественной жизни не положило конец рабству и не сделало государство и правителей разумными. Принцип свободы есть симптом возможности всеобщей свободы, осуществление которой требует в дальнейшем работы всемирной истории.

Особый акцент в реализации свободы Гегель делает на роли государства. Государство, как исторически установившийся и развивающийся институт, в рамках и посредством которого индивид реализует свою свободу, позволяет понять свободу как качество социума, а не как природный дар, которым человек наделен лишь благодаря факту своего рождения.

Реализованная свобода "человека начинается с гражданского состояния ", которое было бы неверно рассматривать как ограничение свободы. Без государства свобода остается лишь назначением, но не действительностью человеческого существования. Таким образом, государство есть синтез цели духа и средства для реализации этой цели.

Гегель считал, что только политически организованная нация способна действовать как историческая сила. При разработке своей концепции свободы Гегель однозначно исходит из утверждения наличия объективной закономерности и необходимости ее познания и освоения.

18 Основные характеристики социальной философии Нового времени: социальный атомизм, субстанциализм, механицизм, юридическое мировоззрение

"Существование меняется, но сущности остаются неизменными "

Б. Спиноза

Эпоха Нового времени – это эпоха ранних буржуазных революций. Эти революции рушили старые представления о государстве и праве, базировавшиеся на религиозной идеологии, утверждавшей происхождение всего из воли Божией и божественность монархии.

Молодой буржуазии была необходима новая теория государства и права, оправдывающая ее притязания на власть. Возникает ряд новых философских представлений об обществе и его структуре.

Социальный атомизм (Б. Спиноза, Т. Гоббс, Дж. Локк) – представление, согласно которому общество состоит из изолированных индивидов, вступающих в социальные взаимодействия для реализации собственных интересов и целей.

Социальный атомизм возник в политической философии Нового времени, которая рассматривала человека в качестве единственного источника, устанавливающего законы и нормы. Их основания человек отыскивает в себе самом – посредством разума и воли.

В средневековом обществе социальный статус индивида был тесно связан с позицией, которую он занимал в сословной иерархии. В отличие от средневековья, европейский гуманизм основывался на убеждении, что индивид лишен каких бы то ни было предустановленных традицией связей с другими индивидами за исключением тех, которые необходимы для реализации его индивидуальных потребностей.

В Новое время индивид, наряду с обществом и государством, стал активным субъектом политики, которому вменялось право самостоятельно определять формы и способы участия в общественной жизни. Таким образом, политика приобретала качественно новое
измерение – из системы сдержек и противовесов, призванной сохранять статус-кво, она превратилась в сферу свободной конкуренции индивидов, отстаивающих и борющихся за свои интересы и права.

В конце 19 века проект индивидуалистического построения общества уступает место коллективистским моделям общественного переустройства. В этом отражается эволюция политической философии Нового времени от либерализма с его акцентом на индивида к социальной проблематике, затрагивающей интересы всего общества в целом.

Социальный атомизм был подвергнут острой критике К.Марксом, который усматривал в нем причины отчуждения людей и которому он противопоставлял классовый интерес и солидарность.

В центре естествознания Нового времени оказывается механика небесных и земных тел. Механика была единственной отраслью естествознания, которая вместе с математикой приобретает в 17 веке вполне научную форму. Получив почти завершенную и математически выраженную форму, механика в глазах ученых и философов того времени обретает силу непререкаемого авторитета.

Механицизм (Поль Анри Гольбах) – мировоззрение, объясняющее развитие природы и общества законами механики, которые рассматриваются как универсальные и распространяются на все виды материального движения.

Исторически возникновение и распространение механицизма. было связано с достижениями классической механики 17-18 веков. Классическая механика выработала специфические представления о материи, движении, пространстве и времени, причинности.

Эти воззрения, как и в целом, механицизм, несмотря на их ограниченность уровнем естествознания 17-18 веков, сыграли положительную роль в развитии науки и философии. Они давали естественнонаучное понимание множества явлений природы, освободив их от мифологических и религиозно-схоластических толкований.

Абсолютизация законов механики привела к созданию механистической картины мира, согласно которой вся вселенная (от атомов до планет) представляет собой замкнутую механическую систему, состоящую из неизменных элементов, движение которых определяется законами классической механики. Этому уровню развития науки соответствовал метафизический способ мышления.

Однако последующий прогресс науки выявил ограниченность механицизма, поскольку из того факта, что система может описываться законами классической механики, не следует, что каждый ее элемент или немеханические объекты подчиняются действию этих законов. Попытки объяснить с теории механики электромагнитные, химические, биологические и тем более социальные явления неизбежно оказывались безуспешными.

Достижения естествознания 19-20 веков разрушили механистическую картину мира и настоятельно требовали нового, диалектико-материалистического объяснения природных и общественных процессов. В этих условиях возврат к механицизму в любой его форме становится препятствием на пути прогрессивного развития научных знаний.

По своим теоретическим и методологическим основаниям философия Нового времени, претендовавшая на роль совершенно «новой» философии, быласубстанциализмом . Понятие субстанции оказалось в ней базисным, стягивавшим в узел многообразные философские проблемы. Содержательным наполнением понятия «субстанции» стал
вопрос – что она есть?

По определению, субстанция есть нечто само для себя достаточное, то есть не нуждающееся для своего существования ни в чем ином, ничем не обусловленное и ни с чем не взаимодействующее, само себя определяющее, неизменное.

Субстанция предстала в качестве всеобщего основания всего существующего и предельной философской категории.

Субстанциализм в целом ознаменовал переход от «трансцендентной » к «имманентной » философии, ставившей цель объяснить мир из него самого. К субстанции были отнесены такие атрибуты как: абсолютность, вечность, неизменность, способность порождать из себя всё сущее.

Субстанциализм как исторический тип философии имел дело с миром вечных сущностей, подчиняющимся неизменным законам. Преходящее, временное, конечное также считалось существующим, но по рангу своего бытия оно оказывалось неизмеримо ниже вечного, субстанциального.

При жестко проведенном противопоставлении неизменных сущностей и изменчивого существования история не могла стать достойным предметом научной и философской мысли: в ней нет существенного, субстанциального, необходимого.

Истина должна быть общезначима и воспроизводима, она претендует на всеобщность. Истинное знание никак не связано по содержанию со временем и местом его возникновения и не зависит от возможностей его практического осуществления.

Центральной категорией социальной философии стала природа человек, как некий аналог субстанции применительно к человеку. Аналог, фиксирующий в человеке то, что, безусловно, при всех обстоятельствах ему присуще.

Признание такой специфичной для человека сущности было свойственно даже тем мыслителям, кто выражал (Т. Гоббс) сомнения в необходимости и правомерности общефилософского понятия субстанции.

При разном содержательном наполнении понятия «природа человека» в конкурировавших философских системах, общим основанием социальной философии той эпохи стало утверждение факта существования неисторической сущности человека.

Допущение некоего «естественного состояния » людей в качестве изначального вовсе не означало обращения к истории. Для рационалистов (Т. Гоббса, Б. Спинозы) «естественное состояние » было необходимой теоретической гипотезой, дедуцированной из их понимания природы человека и призванной объяснить переход к искусственно созданному путем соглашения общественному состоянию.

Первым, кто предпринял попытку создать теоретическую конструкцию истории, был Ж.-Ж. Руссо. Своими рассуждениями он пришел к выводу о существовании в ходе истории «разных» человеческих природ, формирующихся в историческом процессе, то есть к утверждению исторической сущности человека.

Юридическое мировоззрение – идеалистическая система взглядов, в соответствии с которыми право и государство рассматриваются как основа и главный движущий фактор общественного развития. Юридическое мировоззрение складывалось в ходе борьбы буржуазии против феодальных отношений и абсолютизма.

Гносеологически представления о праве как первооснове общества связаны с тем, что правовые формы простого товарного производства, выраженные ещё римским правом, оказались необходимыми и для отношений капиталистического товарного хозяйства.

Поскольку эти правовые формы пережили смену общественных формаций и разных политических систем, возникла иллюзия, будто они и есть наиболее прочная и совершенная основа общества. В период становления капитализма существенно возросла роль права, как в экономике, так и в политике, что также способствовало упрочению Юридическое мировоззрение.

Хотя Юридическое мировоззрение подчёркивало важность правовых начал и законности в жизни общества, выступало с антифеодальным требованием «заменить правление людей правлением закона», оно в смещенном виде изображало действительные закономерности общественного развития.

Юридическое мировоззрение абсолютизировало правовую форму общественных отношений, маскируя их реальное социальное содержание. Закон скрывает за юридическим равноправием фактическое неравенство, за формулой свободы
договора – экономическое принуждение.

19 Сущность материалистического понимания истории. Материальное производство – основа развития общества

"Общественное бытие – это реальная жизнь общества "

Материалистическое понимание истории составляет простую истину: люди должны, прежде всего, есть, пить, одеваться и т.п., в конечном счете – удовлетворять свои материальные потребности, без удовлетворения которых жизнь просто невозможна.

Поэтому люди должны производить материальные блага, которые необходимы для поддержания и воспроизведения жизни. Следовательно, материальное производство составляет основу жизни и развития общества. Совокупность материальных отношений, среди которых экономические отношения являются определяющими, определяются в историческом материализме как общественное бытие или как реальная жизнь общества.

Формулируя суть материалистического понимания истории, Маркс делает вывод, что способ производства материальных благ определяет сам процесс и направление исторического развития. Когда способ производства изменяется, изменяется также и общество вообще. Законы развития общества независимы от сознания людей.

Среди законов общественного развития имеются такие, которые действуют на всех ступенях общественного развития – это закон определяющей роли общественного бытия относительно общественного сознания, закон определяющей роли способа производства относительно структуры общества, закон определяющей роли базиса относительно надстройки и ряд других. Но имеются законы, которые присущи лишь некоторым периодам общественного развития. Это, например, закон разделения общества на классы и закон классовой борьбы.

Материальное производство есть основа существования и развития общества, основа исторического процесса вообще. В процессе производства люди взаимодействуют с природой и друг другом. Эти два ряда отношений и составляют неразрывно связанные стороны любого способа производства – производительные силы и производственные отношения. Итак, способ производства – это единство производственных отношений и производительных сил.

Общественные производительные силы – это созданные обществом средства производства, и прежде всего орудия труда и люди, которые приводят их в действие.

В процессе производства люди взаимодействуют не только с природой. В процессе производства люди вступают в определенные отношения между собой, то есть производственные отношения. Общественные производственные отношения являются совокупностью всех экономических отношений. В соответствии с фазами общественного производства они разделяются на отношения непосредственного производства, распределения, потребления и обмена. Но в системе этих отношений отношения собственно производства играют определяющую роль.

Производительные силы и производственные отношения – это две стороны общественного производства, которые не существуют отдельно друг от друга.

Закон соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил определяет не только развитие данного способа производства, но и необходимость замены одного способа производства другим.

С развитием производительных сил в недрах старого общества зарождаются и новые производственные отношения, которые образуют основу нового способа производства. Между новыми производительными силами и старыми производственными отношениями возникает противоречие. Разрешение этого противоречия, то есть утверждение в качестве господствующих – новых производственных отношений не возможно путем просто количественных изменений.

Здесь необходим качественный переход – революционное уничтожение старых отживших экономических, социальных и политических форм.

20 Общественно-экономическая формация и её структура

В истории развития общества можно выделить большие исторические периоды, которые характеризуются по содержанию качественно определенными экономическими, общественно-политическими отношениями и определенными специфическими законами. Маркс дал им название "общественно-экономические формации " (ОЭФ).

ОЭФ отражает такие ступени исторического процесса, которые характеризуются своим способом производства, своим историческим типом производственных отношений и организацией общественной жизни в целом.

ОЭФ – это исторически определенная ступень развития не отдельной страны или региона, а всемирной истории.

История, согласно Марксу, знает пять ОЭФ: первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и в перспективе коммунистическая .

Структура любой ОЭФ имеет основные элементы: базис и надстройку.

Базис - это материальное производство, которое есть сочетание производительных сил и производственных отношений. Базис - основа и первопричина всех процессов, происходящих в обществе. По своей роли в производстве почти во всех формациях выделяются два основных класса – трудящиеся-производители и собственники средств производства .

Надстройка – это система политических, юридических, религиозных и идеологических отношений и институтов, которые им соответствуют. Это, прежде всего, государство, политические партии, церковь и т.д.

Базис определяет надстройку, но надстройка обладает относительной самостоятельностью, т.е. надстройке принадлежит и известная активность в функционировании базиса (диалектика).

Экономика развивается, чтобы удовлетворять возрастающие потребности людей в материальных благах. Согласно историческому материализму, развитие производительных сил на определенном этапе неизбежно вызывает необходимость изменения производственных отношений. В результате перестаёт соответствовать уровню производства, и становятся тормозом экономического развития общества. В такие моменты и происходит смена общественно-экономической формации, то есть смена устаревшей надстройки на новую надстройку. В зависимости от того, насколько гладко проходит это изменение, оно может быть как эволюционным, так и революционным. В последнем случае движущей силой революции становятся те силы общества, которые наиболее неудовлетворенны текущим состоянием надстройки.

21 Культурно-исторический тип: законы его движения и развития. Н.Я. Данилевский

"Необходимым условием развития и расцвета культуры является политическая свобода "

Н.Я. Данилевский

В своей концепции исторического процесса Н.Я. Данилевский (1822 – 1885) исходит от отрицания единого, общечеловеческого исторического процесса.

По его мнению, необходимо вычленить культурно-исторические типы, то есть не периоды истории, а своеобразные, самостоятельные структуры религиозного, социального, промышленного, политического, научного исторического развития.

Данилевский выделяет в хронологическом порядке 10
культурно-исторических типов.

1. Египетский

2. Китайский

3. Халдейский

4. Индийский,

5. Иранский

6. Еврейский

7. Греческий

8. Римский

9. Аравийский

10. Европейский.

Данные культурно-исторические типы развивались, по мнению Данилевского, самостоятельным путем, что обусловлено особенностями духовной природы народов, составлявших эти типы и особенностями внешних условий жизни этих народов.

Отличие культурно-исторических типов заключается также в преобладающей форме деятельности. Например, экономическая деятельность свойственна Романо-германскому историческому типу, религиозная – древнееврейскому типу, политическая – древнеримскому типу.

Культурно-исторические типы бывают двух видов: уединенные (например, Китай) и преемственные, плоды деятельности которых, передавались следующим типам, например греческий, преемником которого стал романо-германский.

Итак, сообразно с этой концепцией, мы можем говорить о трех видах народов или о трех ролях, которые различные народы выполняют в истории. Первая – это положительная самобытная деятельность, которой и принадлежит творчество культурно-исторических типов, вторая – это разрушительная деятельность, посредством которой происходит разрушение дряхлых цивилизаций (готы, гунны). Третья – это служение чужим целям, т.е. роль этнографического материала.

· Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собой составляет самобытный культурно-исторический тип.

· Закон политической независимости. Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политической независимостью.

· Закон независимого развития цивилизаций. Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа.

· Цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда и только тогда достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, ее составляющие, – когда они, не будучи поглощены единым политическим целым, пользуются независимостью, составляют федерацию, или политическую систему государств.

· Развитие культурно-исторических типов подобно развитию многолетних одноплодных растений, у которых период роста бывает неопределенно продолжительным, но период цветения и плодоношения – относительно короток и истощает раз и навсегда их жизненную силу.

Данилевский различает три вида влияния одного культурно-исторического типа на другой:

· колонизация, что приводит к разрушению культурно-исторического типа;

· прививка, не приносит пользы тому, к чему она делается;

· один культурно-исторический тип уважительно относится к быту, политическому и культурному устройству другого.

Таким образом, общая схема развития культурно-исторических типов у Данилевского имеет циклический характер: она включает стадию зарождения, Данилевский называет её "этнографическим периодом ", далее следует период "средней истории ", в течение которого происходит формирование государственности. Кульминационным этапом в развитии культурно-исторического типа является стадия расцвета и реализация всех его возможностей.

После нее неизбежно начинается упадок, стагнация культурно-исторического типа, которая может быть очень длинной. Однако жизнь культурно-исторического типа может завершиться катастрофой, как это произошло в Римской империи.

Погибая, культурно-исторические типы превращаются в "этнографический материал

Понятие «социальный прогресс» как философско-социологическая категория служит для обозначения внутренне необходимого поступательного развития общества, его совершенствования от эпохи к эпохе. Идея социального прогресса - это признание того факта, что человечество идет вперед и совершенствуется.

Если принимать во внимание всю историю развития человеческой мысли, то можно заметить, что эта идея недавнего происхождения. Она полностью отсутствовала в античности и средневековой мысли, и даже эпоха Возрождения осознавалась многими ее деятелями как возвращение к античному идеалу. Такая позиция не была случайной, ибо традиционные общества развивались крайне медленно и были по своей глубинной сути консервативны. Ввиду этого для того, чтобы в них произошли какие-то существенные изменения, требовались столетия, а то и тысячелетия.

Замедленные темпы социального развития, зигзаги истории, крушение древних цивилизаций под натиском варваров способствовали формированию таких концепций, которые рассматривали историю человечества либо как некий круговорот событий (т.е. их повторение через определенный период), либо как его деградацию, когда «золотой век» виделся где-то в далеком прошлом (концепция истории Гесиода).

Лишь с ускорением социального развития, которое начало осуществляться в Новое время, со становлением капиталистических отношений начинает формироваться мысль о прогрессе человечества. Одним из первых глашатаев идеи социального прогресса был итальянский мыслитель Дж.Вико. Он считал, что историю человечества следует подразделить на три эпохи, закономерно сменявшие друг друга: 1) божественную (когда не было государства), 2) героическую (аристократическое государство), 3) человеческую с демократической республикой или представительной монархией. Каждая из этих эпох, по мнению Вико, переживает свои периоды рождения, расцвета, упадка и гибели и должна уступить место последующей эпохе.

Широкое развитие идея прогресса приобретает лишь в XVIII столетии, которое получило название «век Просвещения». Просветители решающей движущей силой прогресса считали разум человека и его способность к безграничному совершенствованию, а носителями прогрессивных взглядов просвещенных людей своего времени.

Теорию прогресса как совершенствования разума последовательно изложил Ж.А.Кондорсе в своей работе «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума». Он утверждал, что исходным моментом прогресса является возможность развития человеческого познания, и стремился показать, что способность человека к совершенствованию действительно безгранична, что прогресс может быть более или менее быстрым, но развитие при этом никогда не пойдет вспять.

Кондорсе полагал, что накопление человеческих знаний ведет к развитию экономики, культуры, к устранению неравенства между людьми и совершенствованию самого человека. «Настанет, таким образом, момент, - писал он, - когда Солнце будет освещать Землю, населенную свободными людьми, не признающими другого господина, кроме своего разума».

Концепция исторического прогресса как прогресса идей была разработана Гегелем, который считал, что в общественной жизни Абсолютная идея, выступающая в форме человеческого разума, все больше познает самое себя и тем самым осуществляет движение к свободе. «Всемирная история, - отмечал немецкий идеалист, - есть прогресс в сознании свободы, прогресс, который мы должны познать в его необходимости».

Во второй половине XIX века идеи прогресса наиболее активно развивались в позитивизме и марксизме. Позитивисты рассматривали прогресс как некое количественное накопление. Так основатель позитивистской доктрины О.Конт считал, что прогрессивное развитие есть не что иное, как улучшение или совершенствование существующего порядка. «Позитивизм, - писал он, - прямо представляет человеческий прогресс как состоящий всегда в простом развитии основного порядка, который по необходимости содержит в себе зародыш всех возможных успехов». Другой представитель позитивизма Г.Спенсер трактовал прогресс как медленную эволюцию, как движение от простого к сложному, характерное для всей Вселенной и для человеческой истории.

Особое место идея общественного прогресса заняла в марксизме, который, с одной стороны, выступал против просветительской и гегелевской концепций прогресса, в основе которых лежала идея разума; а с другой, - против позитивистских учений как плоско эволюционистских и недиалектических. Положив в основу поступательного движения истории развитие материальных факторов, т.е. прежде всего экономики, К.Маркс и Ф.Энгельс утверждали, что определенному уровню развития производительных сил соответствуют определенные производственные отношения. С их точки зрения, по мере развития производительных сил меняются и те формы связей, в которых они могут эффективно действовать. На основе этого основоположники марксизма выделяли несколько типов общественных отношений, которые последовательно сменяли друг друга в ходе исторического развития человечества. А поскольку производственные отношения вместе с производительными силами (на определенном этапе развития) образуют соответствующий способ производства , то общественный прогресс - это не что иное, как процесс смены способов производства. Причем общественное производство, основанное на частной собственности, с необходимостью должно быть заменено производством, в основе которого будет лежать общественная собственность на средства производства. Это позволит якобы уничтожить эксплуатацию человека человеком, жестокие социальные антагонизмы и, в конечном счете, создаст условия для перехода от «предыстории человечества» к подлинной истории, т.е. для перехода из царства необходимости в царство свободы.

Таким образом, Маркс и Энгельс сохраняют безграничный оптимизм относительно будущего человечества и возможности устройства его жизни на разумных началах. Но реальный ход развития истории развеял этот благодушный оптимизм. События ХХ века показали, что прогресс носит не столь прямолинейный характер и не во всех сферах жизни общества протекает одинаково. Безусловно, за последние сто лет человечество достигло громадных успехов в области развития науки и техники. Однако стало ли оно в силу этого более совершенным нравственно и духовно? Опыт наглядно демонстрирует, что в данном отношении человек по многим параметрам не только не возвысился, но и деградировал. А некоторые авторы говорят уже не только о нравственном, но и биологическом и интеллектуальном вырождении человечества, ссылаясь при этом на рост числа раковых больных, людей, страдающих сердечно-сосудистыми, нервно-психическими, аллергическими и иными недугами, на значительное количество детей, рождающихся с отклонениями от нормы в физиологической и интеллектуальной сфере, на рост страдающих СПИДом, наркоманией, алкоголизмом.

Такое положение дел заставило многих ученых и философов пересмотреть взгляды на прогресс и относиться к нему более осторожно и осмотрительно. Так, немецкий экзистенциалист К.Ясперс писал: «Само человеческое бытие, его этос, его доброта и мудрость не прогрессируют. Поэтому прогресс есть только в знании, в технике, в предпосылках новых человеческих возможностей, но не в субстанции человеческого бытия». Действительно, стал ли человек счастливее и совершеннее, создав мощную и могучую технику, способную кардинально преобразовать его среду обитания? Стало ли у него меньше проблем с ростом научного знания? И всегда ли великие научные открытия использовались на благо человека и человечества?

История показывает, что это далеко не так. Поэтому идея безграничного и прямолинейного прогресса в ХХ веке терпит фиаско, ибо разум не спасает от варварства (концентрационные лагеря, геноцид, мировые и локальные войны, терроризм и т.д.). В связи с этим все чаще раздается призыв: «Будьте бдительны!»

Конечно же, человечество будет прогрессировать, но сам прогресс станет постоянно выдвигать перед ним новые проблемы, решение которых потребует значительных усилий и трудов. А значит, блаженство «райской» и беззаботной жизни, которое пророчили некоторые идеологи-оптимисты, является мифом.

С тех пор, как возникла идея прогресса, встала проблема, на основе каких критериев его оценивать. По этому вопросу точки зрения не совпадали, порой доходя до противоположностей. Так, просветители, видевшие свою цель в устройстве общества на разумных началах, считали критерием прогресса сам разум, или точнее, степень воплощения разумного начала в действительности; для Гегеля критерием служила идея свободы, но не свободы отдельно взятого индивида, а свободы общества как целого. В придачу сама свобода понималась им как осознание необходимости. Функционалистские концепции общества в качестве критерия брали устойчивость общественных систем, способность их адаптироваться к изменяющимся условиям.

Основоположники марксизма, сводя в конечном счете все общественные отношения к производственным и ставя последние в зависимость от степени развития материального производства, утверждали, что «высшим критерием прогресса» является уровень развития производительных сил. В.И.Ленин еще более конкретизировал это положение, взяв в качестве критерия общественного прогресса достигнутый уровень производительности труда. Но в процессе строительства социалистического общества, а затем и «развернутого строительства коммунизма» почему-то все время оказывалось, что Запад неуклонно опережал СССР именно по данному показателю. Поэтому, дабы как-то оправдать такое несоответствие теории и практики, идеологи КПСС несколько модернизировали этот критерий, высказав мысль о том, что «высший и фундаментальный критерий» прогресса - развитие производительных сил - должен быть взят в единстве с критерием характера экономического строя, т.е. производственных отношений, так как они составляют самую суть общественно-экономической формации и определяют ее важнейшие черты. Неважно, что в первой социалистической стране, возникшей на Земле, невысокая производительность труда, устаревшие технологии, зато общественные отношения самые передовые. В оправдание также утверждалось, что социализм находится лишь на начальных ступенях своего развития, в то время как капитализм уже достиг своего пика.

Во второй половине ХХ века технократы доказывали, что единственным критерием может быть только уровень развития техники и технологии, быстрота внедрения научных достижений в производство. «Мы не производим продукты. Мы производим прогресс» - вот девиз, под которым работают в настоящее время некоторые наиболее продвинутые американские компании. Для них главное, чтобы непрерывно появлялось что-то новое, а нужно ли оно человеку и как влияет на последнего - дело второстепенное. Таким образом, прогресс превращается в бездумный и ничем не сдерживаемый «прогрессизм». Если прогресс в его классическом понимании означал господство человека, его разума и культуры над природой, то прогрессизм ведет к полному уничтожению природы и замене ее артефактами, а также к господству техники над культурой.

Однако историческое развитие человечества и его осмысление все чаще наталкивает социологов и философов на мысль, что основным критерием прогрессивности того или иного общества должно стать развитие самого человека, расцвет его сущностных сил. Можно создать чудеса техники и технологии, но оставить человека в вакууме отчуждения. Поэтому неслучайно гуманное отношение к человеку, выдвижение на первый план его свободы и достоинства, уровня духовности, возможности самореализации по праву сегодня считаются основными показателями цивилизованности общества. Все это значит, что критерий прогрессивности общественного устройства должен определяться степенью гуманности существующих в нем отношений между людьми.

Проблема настоящего исследования – возможность значительно укоротить человеческую историю сравнительно с распространенными представлениями. Если бы это позволило правильнее видеть историю в целом, то тем самым увеличило бы коэффициент прогнозируемости. Ведь историческая наука, вольно или невольно, ищет путей стать наукой о будущем. Вместе с тем, история стала бы более историчной. Автор привержен правилу: "Если ты хочешь понять что-либо, узнай, как оно возникло". Но как поймешь историю человечества, если начало ее теряется в глубине, неведомой в точности ни палеоархеологии, ни палеоантропологии, уходит в черноту геологического прошлого. При этом условии невозможно изобразить историю как траекторию, ибо каждую точку на траектории ведь надо бы откладывать от начала. Каждый факт на траектории мировой истории надо бы характеризовать его удаленностью от этого нуля, и тогда факт нес бы в своем описании и объяснении, как хвост кометы, этот отрезок, это "узнай, как оно возникло".

Эмпирически наш современник знает, как быстро происходит обновление исторической среды, в которой мы живем. Если ему сейчас 75 лет и если разделить его жизнь на три двадцатипятилетия, то они отчетливо покажут, что каждый отрезок много богаче новациями, чем предыдущий. Но при жизни его предка на аналогичные отрезки приходилось заметно меньше исторической динамики, и так далее в глубь времен. А в средние века, в античности, тем более на Древнем Востоке индивидуальная жизнь человека вообще не была подходящей мерой для течения истории: его мерили династиями – целыми цепями жизней. Напротив, человек, который начинает сейчас свою жизнь, на протяжении будущих 75 лет, несомненно, испытает значительно больше изменений исторической среды, чем испытал наш семидесятипятилетний современник. Все позволяет предполагать, что предстоящие технические, научные и социальные изменения будут все уплотняться и ускоряться на протяжении его жизни.

Фундаментальным тезисом, который ляжет в основу дальнейшего изложения, является идея, что человеческая история представляет собой прогрессивно ускоряющийся процесс и вне этого понята быть не может. Мы не будем здесь касаться обширной проблемы, не надлежит ли вписать динамику человеческой истории в более пространный ряд: в возможный закон ускорения истории Вселенной, ускорения истории Земли, ускорения истории жизни на Земле? Это значило бы уплотнение времени новшествами (кумулятивными и необратимыми) и в этом смысле его убыстрение. Это касалось бы предельно общей проблемы ускорения мирового времени, иначе говоря, его все большей наполненности новациями. Человеческая история выглядела бы как отрезок этой кривой, характеризующийся наибольшей быстротой, точнее, наибольшим ускорением. Хотя в третичном и четвертичном геологических периодах развитие биосферы достигает максимальной ускоренности, мы все же можем человеческую социальную историю начинать как бы с нуля: ускорение продолжается, но оно возможно лишь благодаря тому, что в мире появляется эта новая, более высокая форма движения материи, при которой прежняя форма, биологические трансформации, уже может быть приравнена неподвижности. Да и в самом деле, Homo sapiens во время истории телесно уже не меняется.

Разные исторические процессы историки делят на периоды. Периодизация – основной прием упорядочения всякого, будь то короткого, будь то долгого, общественного процесса в истории культуры, политического развития какой-либо страны, в истории партии, войны, в биографии исторического персонажа, в смене цивилизаций. И вот я пересмотрел десятки частных периодизаций разных конечных исторических отрезков. Вывод: всякая периодизация любого исторического процесса, пусть относительно недолгого, если она мало-мальски объективна, т.е. ухватывает собственный ритм процесса, оказывается акселерацией – ускорением. Это значит, что периоды, на которые его разделили историки, не равновелики, напротив, как правило, один за другим все короче во времени. Исключением являются лишь такие ряды дат, которые служат не периодизацией, но простой хронологией событий, например царствований и т.п.

В долгих эпохах, на которые делят мировую историю, акселерация всегда выражена наглядно. Каменный век длиннее века металла, который в свою очередь длиннее века машин. В каменном веке верхний палеолит длиннее мезолита, мезолит длиннее неолита. Бронзовый век длиннее железного. Древняя история длиннее средневековой, средневековая – длиннее новой, новая – длиннее новейшей. Принятая периодизация внутри любой из них рисует в свою очередь акселерацию.

Конечно, каждая схема периодизации может отражать субъективный интерес к более близкому. Можно также возразить, что просто мы всегда лучше знаем то, что хронологически ближе к нам, и поэтому объем информации заставляет выделить такие неравномерные отрезки.

Однако периодизация мотивируется не поисками равномерного распределения учебного или научно-исследовательского материала в пусть неравные хронологические ящики, а качественными переломами в ходе того или иного развития. Да и невозможно отнести приведенные возражения к далеким эпохам, изучаемым археологией, где не может заметно сказываться преимущественная близость той или иной культуры к нашему времени.

Словом, мы замечаем, что река истории ускоряет свой бег даже изучая отдельные ее струи. Те или иные процессы иссякают, кончают свой цикл предельного ускорения, ибо он – сходящийся ряд, но тем временем другие уже набирают более высокие скорости. Но есть ли вообще мировая история как единый процесс? Первым, кто предложил утвердительный ответ, был Гегель. Правда, до него уже существовали теории прогресса человечества, например схема Кондорсе. То была прямолинейная эволюция, "постепенный" рост цивилизации. Гегелевская схема всемирной истории впервые представила ее как динамическое эшелонированное целое с качественными переломами и взаимным отрицанием эпох, с перемещениями центра всемирной истории из одних стран в другие, но с единым вектором совокупного движения. Суть мирового развития, по Гегелю, – прогресс в сознании свободы. Вначале, у доисторических племен, царят всеобщая несвобода и несправедливость. С возникновением государства прогресс воплощается в смене государственно-правовых основ общества: в древней деспотии – свобода одного при рабстве всех остальных, позже – свобода меньшинства, затем – свобода всех, но лишь в христианском принципе, а не на деле. Наконец, с французской революции начинается эра подлинной свободы. Пять великих исторических эпох, отрицающих одна другую и в то же время образующих целое.

Маркс и Энгельс, сохранив гегелевскую идею развития, перевернули ее с головы на ноги. В основу содержания формации они положили экономические отношения: основой общественной формации является определенный способ производства; его сокровенной сутью – отношение трудящегося человека к средству труда, способ их соединения, ибо мы видим их в прошлой истории всегда разъединенными.

Напрасно некоторые авторы приписывают Марксу и Энгельсу какой-то обратный взгляд на первобытное общество. Среди их разнообразных высказываний доминирующим мотивом проходит как раз идея об абсолютной несвободе индивида в доисторических племенах и общинах. Они подчеркивали, что там у человека отсутствовала возможность принять какое бы то ни было решение, ибо всякое решение наперед было предрешено родовым и племенным обычаем. Маркс писал об этом в "Капитале": "... отдельный индивидуум еще столь же крепко привязан пуповиной к роду или общине, как отдельная пчела к пчелиному улью". Возвращаясь к этой мысли, Энгельс писал: "Племя, род и их учреждения были священны и неприкосновенны, были той данной от природы высшей властью, которой отдельная личность оставалась безусловно подчиненной в своих чувствах, мыслях и поступках. Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общности". "Идиллические", иронизировал Маркс, сельские общины "ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы".

На противоположном, полюсе прогресса, при коммунизме, - торжество разума и свободы.

Между этими крайними состояниями совершается переход в собственную противоположность, т.е. от абсолютной несвободы к абсолютной свободе через три прогрессивные эпохи, но эпохи в первую очередь не самосознания, а экономического формирования общества, т.е. через развитие форм собственности. Все три, по Марксу, зиждутся на антагонизме и борьбе. Рабство начинается с того, что исконная, примитивная, первобытная покорность человека несвободе сменяется пусть глухим и беспомощным, но сопротивлением; не только рабы боятся господ, но и господа – рабов. История производства вместе с историей антагонизма идет по восходящей линии при феодализме и капитализме.

Вглядываясь в пять последовательных общественно-экономических формаций Маркса, мы без труда обнаруживаем, что, если разложить всемирную историю на эти пять отрезков, они дают возможность обнаружить и исчислить ускорение совокупного исторического процесса.

Две темы – возрастание роли народных масс в истории и ускорение темпа истории – оказались двумя сторонами общей темы о единстве всемирно-исторического прогресса и в то же время о закономерной смене общественно-экономических формаций. Каждый последующий способ производства представляет собой шаг вперед в раскрепощении человека. Все способы производства до коммунизма сохраняют зависимость человека – его рабство в широком смысле слова. Но как глубоко менялся характер этой зависимости! В глубине абсолютная принадлежность индивида своему улью, или рою; позже человек или люди – основное средство производства, на которое налагается собственность; дальше она становится полусобственностью, которую уже подпирает монопольная собственность на землю; наконец, следы собственности на человека внешне стираются, зато гигантски раздувается монопольная собственность на все другие средства производства, без доступа к которым трудовой человек все равно должен бы умереть с голоду (рыночная или "экономическая" зависимость).

Вдумавшись, всякий поймет, что эти три суммарно очерченные эпохи раскрепощения, эти три сменивших друг друга способа общественного производства именно в той мере, в какой они были этапами раскрепощения человека, были и завоеваниями этого человека, достигнутыми в борьбе. Все три антагонистические формации насквозь полны борьбой – пусть бесформенной и спонтанной по началу и по глубинным слоям – против рабства во всех этих его модернизирующихся формах.

Отсюда ясно, среди прочего, что переход от каждой из трех антагонистических формаций к следующей не мог быть ничем иным, как революционным взрывом тех классовых противоречий, которые накапливались и проявлялись в течение всего ее предшествующего исторического разбега. Они были очень разными, эти социальные революции. Шторм, на несколько последних веков закрывший небеса античности, не все даже согласны называть революцией, но он был все-таки действительной социальной революцией в той адекватной форме, в какой она только и могла тогда извергнуться, – в форме перемежающихся народных движений, вторжений, великих переселений и глубоких размывов. Вторая великая эпоха социальных революций – классический перевал от феодализма к капитализму. Третий – пролетарский штурм капитализма, открывший выход в социалистическую эру.

Если разметить передний край всемирной истории по этим грандиозным вехам – от возникновения древнейших рабовладельческих государств и через три финальные для каждой формации революции, то обнаруживается та самая ускоряющаяся прогрессия, о которой шла речь. Ряд авторов полагает, что длительность или протяженность каждой формации короче, чем предыдущей, примерно в три или четыре раза. Получается геометрическая прогрессия, или экспоненциальная кривая (см. схему 1).

Хотя бы в самом первом приближении ее можно вычислить и вычертить. А следовательно, есть и возможность из этой весьма обобщенной логики истории обратным путем по такой кривой хотя бы приблизительно определить время начала и первичный темп движения человеческой истории: исторический нуль. Но прежде чем совершить такую редукцию, надо рассмотреть еще одну сторону этой общей теории исторического процесса.

Со времени рабовладельческого способа производства мы видим на карте мира народы и страны передовые и отсталые, стоящие на уровне самого нового для своего времени способа производства и как бы опаздывающие, стоящие на предшествующих уровнях. Сейчас на карте мира представлены все пять способов производства. Может прийти мысль, что, стартовав все вместе, народы затем двигались с разной скоростью.

Но если так, нельзя было бы и говорить о выяснении какого-то закономерного темпа истории вообще. Однако на самом деле перед нами вовсе не независимые друг от друга переменные. Отставание некоторых народов есть прямая функция выдвижения вперед некоторых других. Так вопрос стоит на протяжении истории всех трех классово антагонистических формаций. Чем больше мы анализируем само понятие общества, основанного на антагонизме, тем более выясняется, что политическая экономия вычленяет при этом "чистый" способ производства, стоящий на "переднем крае" экономического движения человеческого общества. Но в сферу политической экономии не входит рассмотрение того, как же вообще антагонизм может существовать, как он не пожирает себя едва родившись, как не взрывает сразу общество, основывающее на этом вулкане свое бытие? Ответ на этот вопрос дает только более общая социологическая теория.

Социально-экономические системы, наблюдаемые нами на "переднем крае" человечества, существуют и развиваются лишь благодаря всасыванию дополнительных богатств и плодов труда из всего остального мира и некоторой амортизации таким способом внутреннего антагонизма.

Этот всемирный процесс перекачки в эпохи рабства, феодализма и капитализма лишь иногда (при первой и третьей) выступал в виде прямого обескровливания метрополиями и империями окрестных "варваров" или далеких "туземцев" в колониях. Чаще и глубже – перекачка через многие промежуточные народы и страны как через каскад ступеней, вверху которого высокоразвитые, но и высокоантагонистичные общества переднего края. Ниже – разные менее развитые, отсталые, смешанные структуры. А глубоко внизу, хотя бы и взаимосвязанные с внешним миром, в том числе с соседями, самыми скудными сделками, но вычерпанные до бесконечности и бесчисленные в своем множестве народности пяти континентов почти неведомое подножие, выделяющее капельки росы или меда, чтобы великие цивилизации удерживались. Насос, который непрерывно перекачивает результаты труда со всей планеты вверх по шлюзам, – это различия в уровне производительности труда и в средствах экономических сношений.

Таков в немногих словах ответ на вопрос, двигалось ли своей цельной массой человечество в ходе всемирной истории, в ходе ускоряющихся прогрессивных преобразований, совершавшихся в классово антагонистические эпохи на его переднем крае. Да, при изложенном взгляде история предстает, безусловно, как цельный процесс.

Вернемся же к его свойству – ускорению. В истории освобождения человека мы ясно видим, пожалуй, только ускорение. Мы не можем описать, каким же станет человек в будущем. Между тем при достигнутых скоростях и мощностях пора видеть далеко вперед. И вот, оказывается, у нас нет для этого иного средства, как всерьез посмотреть назад. Как оказался человек в той несвободе, из которой выходил путем труда, борьбы и мысли? Иными словами, если есть закон ускорения мировой истории, он повелительно ставит задачу новых исследований начала этого процесса. Что закон есть, это можно еще раз наглядно проиллюстрировать прилагаемыми схемами (см. схемы 2, 3).

В этих схемах дано представление об относительном времени (абсолютное время измеряется в геологических масштабах). Читатель может мысленно преобразовать эти схемы таким образом, чтобы каждое деление на транспортире, скажем, каждый градус поставить в соответствие неравным величинам времени. Допустим, приняв последний градус за единицу (все равно 200 это лет или 33 года), предпоследний градус будем считать за две единицы, или за четыре, или в какой-либо иной прогрессии, можно брать и по другим математическим законам. В такой Преобразованной схеме выделенные эпохи расползутся равномерно, т.е. они не будут сгущаться к концу, зато идея ускорения мировой истории получит новое выражение, более близкое математическому мышлению.

Однако для первой схемы навряд ли возможно подобрать такую прогрессию хронологических значений градусов, при которой основные эпохи расположились бы равномерно. Здесь "доисторическое время" совершенно задавило "историческое время". Последнее заняло такую ничтожную долю процесса, что зрительно как бы оправдывается ошибка Тойнби: все, что уложилось в "историческое время", можно считать "философски одновременным" по сравнению с протяженностью "доистории". Во второй схеме для такой аберрации уже нет места. Нам как раз и предстоит в дальнейшем выбор между ними.

Пока что мы ограничимся немногими заключениями из сказанного. Если бы не было ускорения, можно было бы мысленно вообразить некую логику истории, вполне абстрагируясь от какой бы то ни было длительности, т.е. протяженности во времени каждого интервала между социальными революциями, разделяющими формации: можно было бы пренебречь эмпирическим фактом, что на жизнь любого способа производства ушло некоторое время; ведь оно при изменениях конкретных обстоятельств могло бы оказаться и покороче, причем неизвестно насколько. Но нет, даже в самой полной абстракции невозможно отвлечься от времени, ибо останется время в виде ускорения, иными словами, длительность заявит о себе в форме неравенства длительности. Точно так же каждая антагонистическая формация проходила в свою очередь через ускоряющиеся подразделы – становление, зрелость, упадок. Если же охватить всю эту проблему ускорения человеческой истории в целом, последует вывод: в истории действовал фактор динамики, т.е. История была прогрессом, но действовал и обратный фактор – торможение, причем последний становился относительно все слабее в соперничестве с фактором динамики, что и выражается законом ускорения истории. Однако лишь при коммунизме динамика неизменно имеет перевес над торможением.

Начальный отрезок истории был наиболее медленно текущим, следовательно, на нем торможение имело перевес над динамикой. Но этот начальный отрезок – необходимый член траектории, которая, как мы уже знаем, будет характеризоваться ускорением по типу экспоненты.

Наконец, мы констатируем еще раз, что вся наша кривая, а тем самым и начальный отрезок истории, – это не сумма некоторого числа кривых, иными словами, не история племен и народностей, а история человечества как одного объекта.