Брестская уния. Брестская церковная уния (1596 г)

Бискуп Луцкий, Бернард Мациевский, истинный зачинатель унии, ликовал. Пел в церкви торжественное «Те Deum» и писал: «владыки Луцкий и Владимирский приехали из Рима в добром здравии, осчастливленные и радостные».

На Варшавском сейме (март-май 1596 г.) впервые вопрос об унии поставлен открыто. На сейм стали поступать после местных сеймиков формальные протестации земских послов (депутатов). Кн. Острожский от себя лично протестовал против законности самочинно учиненной унии. Во всех протестах единогласно формулировано ходатайство о низложении епископов-униатов. Ипатий и Кирилл обвинялись в том, что они тайно отправились «в чужую землю и предались чужой власти», в нарушение присяги самого короля в 1573 г. на Варшавской конференции. Земские послы, за подписью кн. Друцкого-Горского, заявляли, что они и весь русский народ не признают за эту измену Ипатия и Кирилла епископами, а паны православные не допустят их в свои владения. Копии этого заявления разосланы во все воеводства. А там по всем городам письменно декларировались подобные же протесты. Особенно обстоятельный протест издали граждане Вильны. Кирилл Терлецкий перепугался. Во власти Виленского муниципалитета находилось на хранении движимое имущество К. Терлецкого. Реестр своего имущества Кирилл вписал в актовые книги Варшавы и просил короля новым декретом утвердить за ним его Луцкую епископию. 21.V.1586 г. король дал ему как бы вновь его кафедру «за заслуги государству и всему христианству полезные» с прибавкой еще материального вознаграждения натурой.

Свободному пользованию конституционным правом общественного и религиозного самоопределения приходил конец. Уния стала государственной программой. Борьба с ней превращалась в политический бунт. Виленское братство было наказано в этом порядке в первую очередь. Универсалом короля от 22-го мая митрополиту приказано судить виленских братчиков, как бунтовщиков, и изгнать их из Троицкого монастыря. А так как митрополит уведомил короля, что Стефан Зизаний и братские попы Василий и Герасим были им еще ранее анафематствованы, то от короля последовал приказ всех троих арестовать.

Хотя борьба, и в государственных формах в частности, за и против унии уже открылась, но еще не было прямого манифеста свыше об унии. Лишь 14-го июня опубликован с этой целью королевский универсал в таких выражениях: «Имея в виду древнее соединение церквей восточной и западной, всегда способствовавшие возвышению и процветанию государства и подражая примеру великих государей... среди других наших государственных забот мы обратили наше внимание на то, чтобы людей греческой в нашем государстве привести к прежнему единству с католической церковью римской, под властью одного верховного пастыря. С этой целью... отправлены были в Рим послами к папе владыки Владимирский и Луцкий. Побывав у св. отца, они уже вернулись назад и не принесли оттуда с собой ничего нового и противного вашему спасению, ничего отличного от ваших обычных церковных церемоний. Напротив, согласно с древним учением свв. отцов греческих и св. соборов, сохранили вам все в целости, о чем и имеют дать вам подробный отчет. И так как не мало знатных людей греческой веры, желающих св. унии, просили нас, чтобы мы для окончания этого дела велели собрать собор, то мы и позволили вашему митрополиту, кир Михаилу Рогозе созвать собор в Бресте, когда он с другими вашими старшими духовными признает то наиболее удобным. Мы уверены, что вы сами, когда хорошо подумаете, не найдете для себя ничего полезнее, важнее и утешительнее, как святое соединение с католической церковью, которая водворяет и умножает между народами согласие и взаимную любовь, охраняет целость государственного союза и прочие блага земные и небесные». Далее универсал поясняет, что на собор приглашаются «католики римского костела и греческой церкви, которые к этому единству принадлежат». Ясно, что православные не приглашаются. Но для стирания остроты положения поясняется, что «будет вольно и всякому православному явиться на собор, только со скромностью и не приводить с собой толпы». Затем поясняется, что ни в коем случае и ни в каком качестве не может на собор явиться никто другой иной веры: подразумевается исключение протестантов. Сверх сего поясняется, что повестка собора не допускает касания никаких других дел. С своей стороны митр. М. Рогоза опубликовал 21-го августа приглашение на собор на 6-ое октября «для прислуханья и обмышливанья» учрежденной унии. Откровенно соборяне приглашаются просто для заслушания и подписания fait accompli.

Тем временем шла бурная борьба митр. М. Рогозы с виленскими братчиками и Стефаном Зизанием. Митрополит добился «баннации» борцов, как наказания за политическое преступление. Но те защищались на конституционной почве пред виленским трибунальским судом. И конституционное право было в такой мере ясно на стороне православных борцов, что высылка их не состоялась. Но король отнял от братчиков данный им в свое время привилей и воспретил им – изгнанным строить свою церковь. В будущем, как известно, изгнанникам удалось построить поблизости, через дорогу, свой Святодуховский монастырь, который и стал центром полемики с унией на долгий период.

Православная сторона под водительством кн. Острожского, вместе с большинством православного дворянства Острожского и Виленского округов, не могла принять не только неравноправного униженного положения православия на соборе, объявленном в королевском универсале, но опасалась даже, чтобы самый этот собор, игнорируя православную сторону, не произошел совсем в секрете от нее. И потому поторопилась обратиться к королю с ходатайством об исправлении и расширении плана самого собора. Православная шляхта, во-первых, благодарила короля за принципиальное собирание собора. Во-вторых, просила, чтобы никто не приезжал на собор с вооружением и жолнерами для своей охраны. В-третьих, чтобы вольно было приехать на этот собор и каждому шляхтичу и других христианских исповеданий. В-четвертых, чтобы патриарший экзарх Никифор был приглашен на собор. В-пятых, чтобы собор не имел компетенции решать вопрос об унии окончательно и суверенно, а чтобы вопрос об унии мог быть перенесен в ревизионном порядке на коронный генеральный сейм. От королевской канцелярии последовал ответ, в котором принято было только первое ходатайство о приезде на собор без всякого вооружения. Другие пункты отклонены с мотивировкой. Подлежащий соборному суждению вопрос об унии касается только взаимоотношений римской и греческой церквей. Другим исповеданиям до этого нет дела. Никифор – враг Польши. Он настраивал против Польши венгерского воеводу Рогана и в войне в Молдавии (декабрь 1595 г.) был сторонником турок. Генеральному сейму нет дела до церковных вопросов.

Православные, в том числе и кн. Острожский, писали о ходе дел восточным патриархам. Александрийский патриарх Мелетий Пиг прислал письмо кн. Острожскому и в нем уполномочил своего протосинкела, знаменитого Кирилла Лукариса, который здесь учительствовал в Львовской братской школе с 1594 г., быть на соборе его представителем. Никифор, хотя по сану и архидиакон, но занимал пост протосинкелла вселенского патриарха и в течение трех лет поездки Иеремии II в Москву состоял в Царьграде местоблюстителем патриаршего престола. Теперь он был назначен с 1592 г. патриаршим экзархом на Молдавию и Польшу. Церковно-административные полномочия патриаршего протосинкелла, хотя бы в архидиаконском сане, аналогичны латинским достоинствам кардиналов – диаконов. В Молдавии в 1595 г. Никифор уже председательствовал на соборе против унии. По приезде в Польшу он сначала был арестован в пограничном Хотине. Но, по ходатайству православных, был освобожден. Проводя Никифора на собор, православные думали провести его в председатели, как старейшего по званию патриаршего экзарха над местным митрополитом М. Рогозой. Но собор был организован властью короля так, чтобы быть только парадом объявления (а не обсуждения) унии.

Однако православные, не обольщаясь надеждами на полную формальную победу, сделали все усилия, чтобы их соборное представительство могло быть канонически безупречным и максимально солидным. Под соборное право мирян постарались подвести прочную и широкую базу. Использовали процедуру сеймиковых выборов депутатов на генеральный сейм. Уездные сеймики для выборов на генеральный сейм 1597 г. происходили осенью 1596 г. Православные дворяне на этих съездах выбрали депутатов на церковный собор и снабдили их надлежащими инструкциями. Мещане (депутаты от городов) явились представителями от магистратов. Таким образом, тут было правильное представительство от всех слоев организованного русского православного общества.

Однако, представительство православной стороны не удержалось от невыгодных для него крайностей. Возмущение православных пред системой изменнического со стороны епископата и насильственного со стороны короны способа введения унии было таково, что православные вдались в некоторые «военные» крайности (à la guerre comme à la guerre). В нарушение буквы королевского указа мобилизовались в качестве сочувствующих местные Брестские протестанты. Не претендуя входить в самый собор, они демонстрировали ему свою моральную охрану. К сожалению, и кн. Острожский, потеряв веру в рыцарское достоинство короля, приехал в Брест под вооруженной охраной отряда из татар и гайдуков с пушками. Сам Острожский просил у короля не допускать этого, а теперь он, очевидно, поддался панике православной церкви, которая опасалась, что королевская полиция применит к православным прямую силу и не допустит их не только на собор королевский, но и на свой собственный.

Что касается состава униатского собора, то под протекторатом верховной власти он формально был легален. На соборе были, кроме папских легатов и уполномоченных от короля, митр. Рогоза и с ним пять епископов. Двое из семи епископов, Гедеон Львовский и Михаил (Копыстенский) Перемышльский, «стались на стороне православных. Но под всеми почти документами, предрешившими унию, как мы видели, уже стояли и их грешные подписи, данные в кредит передовой двоице – Кириллу и Ипатию. Таким образом, формально под программой собора стояли подписи всего епископата. Если даже исключить двоих, все равно иерархическое большинство было на стороне униатского собора. Так и всегда в истории церкви. Формально – правильные права собора сами по себе еще не решают вопроса. Сила или бессилие собора еще проверяется опытом: – примет ли данный собор вся церковь? Это критерий «рецепции». В данном случае вся соборность русской церкви униатского собора не приняла. И формально-правильный Брестский собор стал «лжесобором».

Открытие собора

Властям предержащим было известно настойчивое «упорство» православных. Для себя власть имущие, конечно, считали безумием допускать какую-либо оппозицию в процедуру налаженного официального собора. Решено было пройти мимо, замолчать оппозицию и создать из собора упрощенное, гладкое, официальное торжество. Поэтому митр. Михаил в назначенный, всем известный срок 6-го октября, никак об этом не извещая православных, а просто в своем узком составе епископского собора отправился в церковь св. Николая, служившую кафедральным собором города Бреста, и после литургии и молебна там же открыл и собор. Рассуждать на таком соборе ни о чем не приходилось: все было предрешено. Поэтому церемония открытия собора в этот день молебном и ограничилась. Параллельно и неофициально шли попытки привлечь хотя бы часть православной оппозиции на свою сторону. Все другие церкви Бреста были заперты для православных. В безысходности православные могли найти приют только у протестантов, не в храме, конечно, чтобы не давать повода к демагогической клевете об измене веры, а в частном доме протестанта пана Райского. Правда, и здесь большая зала, предоставленная хозяином православному собору, служила также протестантской молельней. В безиконной зале поставили на аналое посредине крест и евангелие. 6-го октября православные собрались здесь в предположении, что они могут получить приглашение от митрополита на собор, но не дождались его до вечера. И тогда уже собравшиеся сочли себя в праве открыть свой собор независимо от собора «казенного», правительственного. Экзарх Никифор имел письменные полномочия от патриарха КПльского – председательствовать на местных соборах, хотя бы в них участвовал и сам митрополит. Таким образом, лицо Никифора – экзарха КПльского патриарха, придало формально-правильную организацию православному собору. Никифор был признан, как заместитель патриарха, председателем. По примеру практики КПльской патриархии, сложившейся под турецким владычеством, когда на место канонической власти басилевса встало представительство от православного народа в форме так называемого «Смешанного Собрания», Никифор предложил применить здесь канонический обычай КПльской церкви. А именно: сначала отделить более тесный круг иерархии и священства от более широкого круга мирян. Говоря новым техническим языком, предложить функционировать двум палатам: верхней и нижней. Эти два круга тут же названы были местными терминами, как два «кола»: «коло» верхнее и «коло» нижнее.

Верхнее иерархическое коло открывшегося таким образом православного собора решило начать формальные отношения с митрополитом М. Рогозой. Патриаршие экзархи, Никифор и Кирилл Лукарис, отправили митрополиту письменное приветствие и приглашение придти к патриаршим экзархам для предварительного совещания и вместе с ними отправиться, куда укажет митрополит, на самый собор. Депутация из 6-ти духовных лиц не могла увидеть митрополита лично. Ее принял епископ Пинский Иона (Гоголь). Ответ митрополита, переданный через Иону, был таков: «Подумаем. Коли нужно будет явиться, то явимся». Параллельно попробовал прорвать эту блокаду около лица митрополита, прося свидания с ним, сам кн. Острожский. Но Михаил свидание отклонил. Стало ясным желание полного разрыва. Православные опять послали новую депутацию к папскому легату, епископу Львовскому Димитрию Соликовскому, выражая желание быть на соборе, так как сам митрополит в свое время открыто и письменно пригласил их на этот день, а теперь от них скрывается. Все было напрасно. Правительственный собор решил игнорировать православных.

Когда православные точно установили факт официального открытия собора митрополитом в церкви после молебна, то сочли, что они уже не имеют права бездействовать и должны сами также открыть собор. Начали с освящения залы молитвой. Был уже поздний час. Речь держал Гедеон Львовский. Осуждал митрополита в нежелании и боязни предстать пред патриаршими экзархами. В том же духе высказались и светские члены собрания. На другой день, 7-го октября, православные собравшись снова подождали: не будет ли каких вестей от митрополита? Чтобы проверить положение и иметь свободу действий в дальнейшем, снаряжено было новое посольство к митрополиту опять из 6-ти духовных лиц. Посланные встретились с только что прибывшими послами от короля. Те пожелали видеться прежде всего с князем Острожским, чтобы выяснить причину присутствия его вооруженных сил. Князь успокоил их и согласился отослать свою охрану на места. Делегация духовных послов добилась свидания с митрополитом и вернулась к собору с докладом. Митрополит принял их «с яростью и презрением» и сказал, что никакого ответа на их вопрос не будет. Этим был установлен факт разрыва и развязаны руки для действий православного собора. Наступила пятница 8-го октября. Председатели собора – экзархи предложили выполнить юридическую обрядность и отправить к митрополиту третье посольство из 9-ти лиц. Оно скоро вернулось с ответом от епископов изменников. Тон ответа был тон раздражения усталых и отчаявшихся людей. Епископы сказали: «что нами сделано, то сделано. Иначе переделывать мы не можем. Худо ли хорошо ли, но мы уже соединились с западной церковью».

Дорога к открытию православного собора была расчищена. Экзарх Никифор открыл его обширной речью. Но главное значение он придавал не своим полномочиям, а соборному голосу самого православного русского народа, который принесен сюда правильно избранными полномочными его депутатами. Поэтому председатель пригласил к выслушиванию целого ряда инструкций от православных, полученных ими «с мест», из разных провинций. Главные мысли депутатских докладов сводились к следующим положениям:

наличные русские епископы – самочинные изменники вере, отступники. За это они подлежат патриаршему и соборному наказанию лишением сана.

Без воли собора восточных патриархов один местный собор в Бресте не в праве решать вопроса об унии. Такое решение противозаконно, не канонично и необязательно.

Поднятый вопрос о перемене календаря также вопрос общецерковный и также недопустимо его изменение только местными силами.

Заседание было прервано в виду прихода послов от короля. В числе их был и сам Петр Скарга. Их принял в отдельной комнате кн. К.К. Острожский вместе с сыном своим Александром, и от каждого кола собора были командированы по 4 депутата. Сверх сего сюда же вошли и два епископа, Гедеон и Михаил, оставшиеся с православными. Королевские послы предъявили православным целый ряд обвинений:

упрекали за нелояльность, за привод вооруженной охраны;

за допущение в соборное дело еретиков протестантов и даже за собрание в их еретическом доме;

экзарх Никифор, союзник турок и враг Польши;

мирян – русских шляхтичей убеждали во имя Бога и отечества не вступать на путь измены и патриотически принять унию.

Депутаты православной стороны условились не ввязываться в подобные споры и, терпеливо заслушав упреки и обвинения, сказали: что они все это доложат собору. Депутаты вернулись в собор, и в тот же день собор, обсудив положение дел, изготовил и послал королевским послам нижеследующий ответ: «Мы принимаем с великой признательностью и благодарностью отеческое попечение короля о водворении нерушимого согласия между его подданными и очень рады присоединиться к этому согласию, как по долгу христиан, так и по желанию исполнить волю его королевской милости.

Но мы видим из истории, что св. соединение церквей уже несколько раз было устанавливаемо и столько же раз расторгалось, потому что не устранялись все препятствия. Не желая впредь понапрасну воздвигать такое непрочное здание, мы желаем, чтобы к соединению церквей подошли с возможной осмотрительностью и избрали бы надлежащие пути и средства, так, чтобы уния, созданная на прочном основании, могла существовать долго и, дай Боже, вечно.

Не зная, какие люди в настоящее время дали повод к переговорам о соединении церквей, но хорошо зная, что нет на это согласия всей восточной церкви и особенно патриархов, что переговоры об унии поручено вести владыкам, большей частью подозрительным, и что разности в членах веры между обоими исповеданиями не могут быть примирены здесь, мы не видим сейчас прочного основания для соединения церквей.

А чтобы наше несогласие на унию не было истолковано королевскими послами в дурную сторону и не навлекло бы на нас королевской немилости, мы заявляем, что охотно приступим к соединению с римским костелом, когда согласится на то вся восточная церковь и особенно патриархи, когда для этого избраны будут законные пути и приняты надлежащие меры, когда соглашены будут основательно все разности в догматах и обрядах между восточной и западной церковью, когда, таким образом, проложен будет путь к прочному и неразрывному их соединению».

В этих последних дезидератах явно отражается идеалистическая мечта кн. Острожского, которую он и сам еще прежде искренне исповедывал и столь же добросовестно и теперь не мог исказить во имя унии карикатурной. Так безнадежно разошлись пути и устремления двух соборов, что собор православных перешел к своим злободневным делам. Нужно было успокоить бурю, поднятую прещениями митр. Рогозы против Виленского братства. Собор заслушал это дело и вынес оправдание братству и снял запрещение, наложенное на Стефана Зизания и священников Василия и Герасима.

9-го октября был последний 4-ый решающий день собора и на униатской и на православной стороне. Королевские послы сообщили униатскому собору, что надо поставить крест на переговорах с православными и закончить свое дело. Тогда архиереи и архимандриты облачились в богослужебные ризы и со звоном и пением пошли крестным ходом в храм св. Николая. Там Герман, епископ Полоцкий, прочел заранее заготовленный на пергаменте текст декларации унии «всем на вечную память». В декларации утверждалось, что русские епископы признали главенство папы, что они посылали своих братьев в Рим, и те от их имени дали клятву на верность римскому престолу. Теперь они собственноручно и за своими печатями вновь приемлют данное обязательство и вручают свою волю папским легатам.

Из этого вытекает, но в прикровенной форме, что собор принял все, что приняли в Риме Кирилл и Ипатий, т. е. всю латинскую догматику. Но для народа так и осталось неясным на долгое время: что именно было принято в области веры? Часть карпатороссов так и осталась при наивном убеждениичто в унии сохранилась неприкосновенной вся русская киевская вера со дня св. Владимира.

По прочтении данного акта, латинские бискупы облобызали русских, ставших униатами, епископов, и уже вместе с ними отправились в латинский храм для пения Те Деум. После молебна было произнесено отлучение на возглавителей православной стороны: на Гедеона Болобана еп. Львовского, Михаила Копыстенского еп. Перемышльского, на Киево-Печерского архимандрита Никифора Тура, всего на 9 архимандритов к 16 протопопов поименно и в общей форме на все духовенство, не принявшее унии. На следующий день это отлучение было обнародовано с заключительной просьбой к королю: на место отлученных лиц назначить всюду лиц, принявших унию.

Православные 9-го октября заседали с раннего утра. Духовное коло под председательством Никифора открыло суд над митрополитом и епископами-отступниками за то, что:

они нарушили архиерейскую клятву верности патриарху и православной вере;

пренебрегли правами КПльского патриарха в его пределах по постановлению древних соборов;

самовольно, без участия и патриарха и вселенского собора, дерзнули решить вопрос о соединении церквей и, наконец,

пренебрегли троекратным вызовом их на объяснение пред патриаршими экзархами и собором.

После признания всех этих вин доказанными, экзарх Никифор встал на возвышение и, держа в руках крест и евангелие, торжественно произнес от лица собора лишенными священного сана – епископов-отступников. Приговор этот члены духовного кола подписали. После этого коло мирян также торжественно дало «обет веры, совести, и чести»: – не повиноваться этим неистинным пастырям. А затем от лица всех членов собора, т. е. от двух его палат, соединенных вместе, послано – объявить об этом решении собора православного собору униатскому. К королю собор обратился с просьбой: – лишить отвергнутых и отлученных епископов-униатов их «хлебов духовных» и открыть места их для новых, избранных православными, кандидатов. В тот же день собором подписаны две почти одинаковых резолюции, может быть, предложенные двумя колами собора и почти тожественные по содержанию. Как не вызывающие спора, обе резолюции подписаны всеми и опубликованы, как резолюции всего собора. Первая гласила: «Мы даем обет веры, совести и чести за себя и наших потомков – не слушать этих, осужденных соборным приговором митрополита и владык, не повиноваться им, не допускать их власти над нами. Напротив, сколько возможно, противиться их определениям и распоряжениям, и стоять твердо в нашей святой вере и при истинных пастырях нашей св. церкви, особенно при наших патриархах, не оставляя старого календаря, тщательно сохраняя огражденное законами общее спокойствие и сопротивляясь всем притеснениям, насилиям и новизнам, которыми бы стали мешать целости и свободе нашего богослужения, совершаемого по древнему обычаю.

Объявляем об этом торжественно, прежде всего пред Господом Богом, потом и всему свету и, в особенности, всем обитателям Короны, областей великого княжества Литовского, к Короне принадлежащих».

Вторая резолюция звучала так: «Мы, сенаторы, сановники, чиновники и рыцарство, а также и духовные лица греческой веры, сыны восточной церкви, собравшиеся сюда в Брест на собор, достоверно узнали теперь от самих вельможных панов, посланных на собор Его Королевской Милостью, что они с митрополитом и несколькими владыками-отступниками от греческой церкви составили и обнародовали без нашего ведома и против нашей свободы и всякой справедливости какую-то унию между церквами восточной и западной. Мы протестуем против всех этих лиц и их неправильного деяния и обещаемся не только не подчиняться, но с Божией помощью всеми силами сопротивляться им. А наше постановление против них будем подкреплять и утверждать всеми возможными средствами и особенно нашими просьбами пред Его Королевской Милостью».

Конечно, православные не питали надежды на исполнение их обращения к королю. Поэтому постановили: в случае безуспешности их ходатайства перед королем, перенести дело об унии на Генеральный Сейм 1597 г. О происшествиях в Бресте собор издал окружное послание к православным.

После Брестского собора

Как и следовало ожидать, послы от собора получили в королевской инстанции отказ во всем. Королевский универсал от 15-го октября 1596 г. санкционировал собор униатский и государственно утверждал его иерархическое отлучение на православную иерархию, т. е. на двух, оставшихся в православии епископов: Гедеона Львовского и Михаила Копыстенского Перемышльского. А это значило, что два православных архиерея будут лишены их «хлебов духовных» и на их место королевским указом будут назначены другие, униаты.

Православные в предвидении этого еще на сеймиках, выбиравших делегатов на Варшавский сейм 1597 г., дали им инструкцию выдвинуть, при поддержке протестантов, обратное требование о лишении мест архиереев, принявших унию. Так началась двухвековая сеймовая конституционная борьба православных, в союзе с другими диссидентами Польши, за свободу своего исповедания. Борьба эта была очень трудной и малоуспешной. Конституционный закон требовал единогласия от всего корпуса депутатов в 300 человек. Он назывался Посольской Избой. В вероисповедных вопросах этот корпус и не мог дать единогласия, ибо он отражал пропорционально всю вероисповедную пестроту Польши. Опыты голосовки всегда давали математически наперед известное разногласие, и потому все оставалось по-старому, но была и обратная сторона медали. На том же основании единогласия диссиденты часто срывали и предложения партии католиков.

Правительство отомстило православным еще и тем, что обвинило экзарха Никифора в шпионаже в пользу Турции и в пользу Москвы, судило его политическим сенатским судом, заключило его в Мариенбургскую крепость, куда в недалеком будущем был заключен и митрополит Филарет Романов. Там Никифор и умер вскоре, как узник.

Начался новый мученический период православной церкви в Польском государстве, как гонимого меньшинства, с протекционным насаждением унии, с борьбой православного населения, переходившей часто в гражданскую войну, в виде казацких восстаний. А все это повело через полстолетия к отпадению русской Украины к Москве. А в дальнейшем эта близорукая борьба за покорение Руси под унию ускорила конец и самой Польши и ее детища – унии, исчезнувшей в XIX в. в пределах уже России.

Окончательное решение церковных соборов Киевской митрополии, проходивших в разных городах Речи Посполитой и утвержденным в октябре 1596 г. в Бресте. Можно выделить две основные составляющие содержания решений: подчинение Киевской митрополии верховной власти папы римского и принятие католического вероучения, а также сохранение восточнохристианской византийской обрядности. Брестская уния стала причиной острого кризиса межэтнических и межконфессиональных взаимоотношений в Речи Посполитой.

Среди основных причин можно выделить следующие: активная прозелитская деятельность католического духовенства Речи Посполитой и внутренний кризис Киевской митрополии.

Причины и предпосылки: В XV в. происходит кризис Константинопольского патриархата, формальной частью которого была Киевская митрополия. В 1439 г. византийский император утвердил решения Флорентийского собора, объединившего под властью папы римского все восточные церкви (кроме московской митрополии, грузинской церкви и некоторых других). Несмотря на то, что к 1470-м гг. Флорентийская уния была фактически денонсирована со стороны восточных церквей, тем не менее, это сильно отразилось на взаимоотношениях восточнохристианских церквей, а также стало воплощением идеи унии как таковой. Взятие Константинополя турками в 1453 г. также сильно ослабило позиции Вселенского патриархата.

С другой стороны, Московская митрополия (с 1589 г. - патриархат) не поддерживала активных отношений с православными Речи Посполитой и придерживалась изоляционистской политики. Все это ослабляло позиции Киевской митрополии. В этих условиях уже начиная с XV в. наблюдается процесс прозелитской деятельности католиков Речи Посполитой, направленной на обращение православных. Так во второй половине XV в. в западнорусских землях был основан ряд бернардинских монастырей.

Прозелитской деятельности католиков способствовала соответствующая политика польских властей, желавших сплотить поликонфессиональное сочинение. Во многом это достигалось за счет того, что у католической аристократии и духовенства был во многом более высокий статус, чем у православных.

В связи с началом в Речи Посполитой, прозелитская политика по отношениям к православным несколько ослабла. Тогда проявляются две важных составляющих в идеологии будущей унии: разрешение сохранения обрядной стороны и образа жизни духовенства как условия привлечения православных для спасения их душ в лоне католической церкви. Так же для католиков важным было представление о том, что православное население Речи Посполитой вступило в схизму «автоматически», то есть не по собственному заблуждению, а из-за слепого подчинения Константинопольскому патриархату. Все эти аргументы были изложены в трактате известного католического проповедника Петра Скарги «О единстве Церкви Божией под единым пастырем» 1577 г. Известны и другие издания этой книги до конца XVI в., что говорит о ее популярности. Идеи Петра Скарги легли в основу идеологии будущей церковной унии. Также во второй половине XVI в. в польской публицистике высказывались мысли о подчинении Киевской митрополии на условиях Флорентийской унии. Важным было то, что при таких более смягченных условиях, идея унии стала привлекать высшее православное духовенство, желавшее укрепить свой статус.

Первое крупное проявление кризиса было во многом спровоцировано появлением в Киевской митрополии константинопольского патриарха Иеремии II, возвращавшегося в Константинополь из Москвы, где он поставил первого московского патриарха Иова. По просьбе крупного православного магната Константина Острожского Иеремия стал заниматься упорядочиванием дел в митрополии и вмешался в уже возникший конфликт между киевскими архиереями и православными братствами, желавшими поставить под свой контроль предстоятелей и финансы митрополии. Особой статьей обвинений со стороны братств был моральный облик некоторых архиереев, поставленных из светских лиц и обвиняемых в двое- и троеженстве. Иеремия лишил наиболее одиозных епископов хиротонии, снял с митрополичье кафедры митрополита Онисифора (Девочку) и поставил вместо него Михаила Рогозу. Отдельно он поддержал львовских братчиков в споре с епископом Гедеоном Балабаном.

Все это побудило часть православных епископов искать поддержки у польского короля и, в конечном итоге, от папы римского. Сильным стимулом стал собор 1590 г., на котором присутствовали не только представители высшего духовенства, но и настоятели монастырей, протопопы и представители православных братств. Под их давлением и при поддержке митрополита Михаила львовский епископ Гедеон Балабан был осужден. Недовольные решениями Собора, епископы Луцкий, Холмский, Турово-Пинский и Львовский 24 июня 1590 г. обратились к королю Сигизмунду III с посланием, в котором выразили желание подчиниться власти папы как «единого верховного пастыря и истинного наместника св. Петра» при условии гарантии прав духовенства, изложенных в специальных «артикулах». В ответе, полученном спустя более полутора лет, король Сигизмунд гарантировал сохранить за епископами их кафедры.

Заключение унии. В 1593 г. на соборе в Сокале епископ Гедеон, отказавшийся туда приехать, был отлучен от церкви. Одновременно с этим шла агитация среди прочих епископов, теперь к сторонникам унии примкнул епископ перемышльский Михаил Копыстенский. Крайне двузначно вел себя сам митрополит Михаил Рогоза, который, оставаясь формально ярым защитником православия, одновременно вел активную переписку с владимирским епископом Ипатием Потеем, ставшим новым главным идеологом унии.

Обеспечив себе таким образом поддержку большинства епископата, сторонники унии в конце 1594 г. собрадись на совещание в Сокале. Там были составлены адресованные папе Клименту VIII «артикулы» - условия, на которых епископы соглашались на подчинение Киевской митрополии его власти. Текст документа, по-видимому, дополнялся и переделывался, после того как в кон. 1594 г. к вышеназванным епископам присоединились митрополит Михаил и Владимиро-Волынский епископ Ипатий Потей, которые ранее в переговорах о заключении унии не участвовали. Решения совещания до сих пор вызывают сомнения, так как большинство епископов совещание игнорировало, а митрополит подписал послание, находясь под давлением со стороны Кирилла Терлецкого.

Окончательно сформулированные условия унии были изданы 1 июня 1595 г. в обстановке тайны от всей остальной паствы и представляли из себя следующее: неприкосновенность православных догматов и обрядов, признание верховной церковной власти папы, охрана прав иерархов от притязаний панов и братств, сохранение церковных имений, приобретение для высшего духовенства сенаторских званий. Киевский митрополит должен был сохранить право ставить епископов западнорусской митрополии без вмешательства Рима, а польский король должен был способствовать утверждению власти епископов над паствой: подчинить им приходское духовенство, школы, типографии и братства, монастыри, назначать епископов по рекомендации Собора епископов митрополии и добиться уравнения в правах католического и униатского духовенства. Таким образом, западнорусские епископы стремились заручиться поддержкой Римско-католической церкви в своих конфликтах с паствой, надеясь, однако, получить автономию как по отношению к Риму, так и по отношению к светским властям.

Ряд статей предусматривал запрет перехода из унии в католицизм, превращения православных храмов в костёлы, принуждения «русских» к переходу в католичество при заключении смешанных браков. Западнорусские архиереи рассчитывали, что отношения с Римом будут строиться по образцу отношений с Константинопольскими патриархами, которые не вмешивались во внутреннюю жизнь Киевской митрополии. По всей видимости католиков западнорусские архиереи, даже приняв решение подчиниться Риму, продолжали смотреть как на приверженцев иного исповедания.

«Артикулы» были составлены в обстановке секретности и подписаны, помимо митрополита еще только двумя епископами архимандритом. Однако условия стали известны и благодаря преданы огласке, что вызвало волну возмущения во всех слоях православного общества Речи Посполитой. Началась острая полемическая борьба, в результате которой Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский отказались участвовать в работе по утверждению унии и заявили о своей приверженности православию. Тогда же экхарх константинопольского патриарха Никифор призвал православных Речи Посполитой не подчиняться воле епископов униатов. Несмотря на то, что «артикулы» пока еще подразумевали лишь формальное подчинение папе, сам факт признания власти Рима означал в глазах широких слоев населения процесс окатоличивания.

Все это поставило ярых сторонников унии в щекотливое положение - сохранить свои кафедры они могли только в результате заключения унии, которую необходимо было утвердить в Риме, что и произошло во время длительной поездки Кирилла Терлецкого и Ипатея Потея в ноябре 1595 - 1596 гг. в Рим. Папа Климент VIII согласился только на сохранение восточных обрядов (при условии, что «если только эти обряды не противоречат истине и учению католической веры и не препятствуют общению с Римской Церковью»). Папа гарантировал сохранение епископских кафедр, но не уравнение с правами католического духовенства. Митрополит киевский должен был утверждаться папой, все вероучение Киевской митрополии должно было соответствовать догматам католической церкви.

В декабре 1595 г. епископы принесли присягу папе «по форме, предписанной для греков, возвращающихся к единству Римской Церкви», таким образом окончательно было подчеркнуто, что Киевская митрополия - не равноправный партнер, а епархия «схизматиков», которых надо снова принимать в лоно Римской церкви.

Результаты пребывания епископов в Риме оттолкнули от них часть сторонников унии, которые соглашались на объединие с Римом на условиях, выработанных летом 1595 г., но, однако обеспечили полную поддержку короля. Сигизмунд III предписал подавлять выступления противников унии. На Собор, созванный митрополитом Михаилом (Рогозой) в Бресте 6 окт. 1596 г., король направил своих представителей во главе с троцким воеводой Михаилом Радзивиллом, которого сопровождал военный отряд, таким образом, собор в Бресте происходил в атмосфере жесткого давления со стороны королевской власти. 9 окт. 1596 г. Собор, созванный митрополитом, провозгласил присоединение Киевской митрополии к Римской Церкви. В этот же день на православном соборе экзарх Никифор объявил о низложении заключивших унию епископов (через год Никифора арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Москвы и заключили в тюрьму, где он и умер). Таким образом, состоялся раскол Киевской митрополии.

Последствия. По приказу короля оставшихся два православных епископа Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский были поставлены вне закона, пастве запрещалось им подчиняться. Таким образом православная иерархия в Речи Посполитой была фактически запрещена. Униатская церковь при поддержке польских властей часто прибегала к захватам православных церквей и монастырей, чем принуждало местное население переходить в унию. Зачастую мещане, исповедовавшие православие не могли участвовать в городском самоуправлении, православные вельможи вытеснялись из сената, а ремесленники - из цехов.

Такая жесткая религиозная политика во многом оттолкнула православное население Речи Посполитой от польского государства. Очень показательно, что Гедеон Балабан практически сразу после Брестского собора помирился с львовским братством. Он и Михаил Капыстенский долгое время тайно ставили священников и сумели сохранить преемственность православной Киевской митрополии до 1620 г., когда иерусалимский патриарх Феофан поставил киевского митрополита Иова Борецкого и восстановил иерархию в полной мере.

Уния рассматривалась православным населением как грубое нарушение прав, полученных в предыдущие столетия и во многом стала идеей, объединявшей вокруг себя сторонников борьбы с Речь Посполитой и в т.ч. перехода под власть российских царей, что от части стало причиной трагических событий в Речи Посполитой в середине - второй половине XVII в. и изменению структуры международных отношений в Восточной Европе в последующее время.

Церковь Святого Николая в Бресте, где в 1596 г. была подписана Брестская уния

9.10.1596 (22.10). – Окончился "униатский" Собор в Бресте, а также Собор православных, отвергших унию

Брестская уния – вхождение части западнорусских архиереев в юрисдикцию папы Римского и признание своим главой его, а не Патриарха Московского и Всея Руси – была важнейшим, поворотным событием в многовековой духовной войне между православным Востоком и латинским Западом. Называя эту войну духовной, ибо велась она между церковными структурами (да и по большому счету все войны в мiре всегда имеют духовные причины и цели в непрекращающейся войне земной истории между силами, служащими Богу, и силами сатаны), – мы в то же время подчеркиваем, что это была война военно-политическими средствами за политическое господство Ватикана в славянском мiре.

Уже в XIII веке, воспользовавшись , Ватикан попытался подчинить себе Русь, иногда обманно обещая военную помощь, но главным образом – военной агрессией. Она была остановлена и отброшена в битвах и .

Однако судьба руских земель в составе Литвы оказалась иной. После нашествия Орды на Русь литовцы с 1240 г. создали свою государственность в виде , совместно с русскими оборонявшегося от германского натиска на восток и включавшего в ХIV– ХV веках русские земли вплоть до Киева, Смоленска, Вязьмы. Официальным языком в княжестве был русский, основой права – Русская Правда, народной религией оставалось Православие. Тем самым Литва скорее оставалась особой частью западной Руси. Но при использовании Ватиканом окатоличенной Польши как инструмента расширения власти папы Римского на славянские народы началось планомерная католизация этих земель.

Когда в Риме увидели, что ни в Москве, ни в не могла утвердиться откровенная , несмотря на все попытки и усилия ревнителей ее; когда изгнанный из Москвы греческий митрополит Исидор потерял всякую надежду возвратиться на свою кафедру в Россию, где все еще продолжал княжить прогнавший его и много лет уже святительствовал православный , тогда папа решил отделить от Русской Церкви по крайней мере те епархии, которые находились литовско-польских владениях и поставить над ними своего митрополита, приверженного к унии. С этой целью в 1458 г. Ватикану удалось добиться отделения Литовской митрополии от Московской Церкви. Митрополитом папа назначил Григория, ученика Исидора.

Все русские епископы, собравшись в Москве у гроба , дали обет оставаться верными русскому митрополиту Ионе и не признавать папежника Григория. Они обратились к литовским епископам с соборным посланием, призывая не принимать митрополитом отступника от православной веры. Но безуспешно. Таким образом Литовская митрополия была отделена и от Московской митрополии, и от Константинопольского патриархата (точнее, подчинена униатским "Константинопольским патриархам", которые назначались самим папою и имели пребывание не в Константинополе, а в Риме).

Следующим шагом в 1569 г. на Люблинском сейме литовская и польская шляхта образовали совместное государство – Речь Посполиту. Если до этого Польша и Литва составляли конфедерацию при сильном польском влиянии, то Люблинская уния упразднила самостоятельность Литовского княжества. Это не означало сразу же господство католичества, ибо православным в пределах Польско-Литовского государства были обещаны свободное исповедание православной веры, использование русского языка в официальных документах и прочие права наравне с католиками. Но усилилось фактическое притеснение русских православных, связанных с Москвой, с которой поляки вели войны.

Одновременно в 1581 г. иезуит Антоний Поссевин, пользуясь трудностями Москвы в Ливонской войне, попытался обратить в католичество самого . Прибыв в Москву, Поссевин имел с Царем богословский диспут и вручил ему сочинение "О разностях между римским и греческим вероисповеданиями". Попытка осталась безуспешной. Более того, в 1589 г. в России было .

Приняв участие в поставлении русского Патриарха, Патриарх Константинопольский Иеремия II проездом на родину некоторое время находился в пределах Польско-Литовского государства. В Вильно он в 1589 г. встретился с королем Сигизмундом III и согласился возвести в сан Киевского митрополита королевского кандидата архимандрита Михаила (Рагозу), который начал созывать ежегодные Соборы в Бресте для пропаганды выгод от унии, с этой целью выбирался и состав соборов. Созванный в 1590 г. Собор по примеру всех прежних русских Соборов не был ограничен участием в нем епископов, но на нем были представлены и архимандриты, игумены, священники и мiряне. На официальных заседаниях речь шла о "благе Православия". А вне заседаний Собора в глубокой тайне от народа вершился сговор ряда епископов, соглашавшихся с унией.

Эти епископы-униаты намеревались приобрести расположение католического правительства путем принятия унии, внешне почти ничего не менявшей в практике церковной жизни, поначалу даже символа веры; поэтому, мол, простой народ "даже не почувствует разницу", а политические выгоды будут достигнуты. В сентябре 1595 г. епископы Кирилл (Терлецкий) и Ипатий (Поцей) отправились в Рим для представления Папе от имени южнорусских епископов акта подчинения их Римскому престолу. 15 ноября они прибыли в Рим и вскоре были приняты Папой Климентом VIII в частной аудиенции «с несказанной милостью и лаской» и с целованием папской туфли. Папа Климент VIII поручил митрополиту Михаилу (Рагозе) созвать Собор для официального заключения унии, хотя русский православный народ уже так разошелся со своими пастырями, что этот Собор не обещал унии никакой перспективы. Ведь православному народу было ясно, что речь идет о подчинении Церкви польским католическим властям, что с принятием духовной власти папы Римского как "наместника Христа на земле", первенствующего над всеми остальными епископами в скором будущем неизбежно бы требовалось принятие и "папежской веры": самовольно измененного католиками символа веры, иезуитской приспособительной морали, которая была хорошо известна именно на основе подготовки унии, и главное – это означало бы окончательный отрыв западно-русских православных земель от России – , вселенского оплота Православия.

На Варшавском сейме (март-май 1596 г.) вопрос об унии впервые был поставлен открыто. Вскоре в сейм стали поступать официальные протесты земских послов (депутатов). Защитник Православия князь Константин Константинович Острожский лично протестовал против самочинной унии, множились и открытые протесты православных мiрян. Во всех протестах единодушно высказывалось ходатайство о низложении епископов-униатов, которые тайно отправились «в чуждую землю и предались чужой власти».

Открытие Собора для официального провозглашения унии состоялось 6 октября 1596 г. в Бресте. Митрополит Киевский Михаил, а также епископы Луцкий, Владимiрский (на Волыни), Полоцкий, Пинский и Холмский, отступив от Православия, готовы были принять унию с Римским престолом. Но двое из семи южнорусских епископов - Львовский Гедеон (Балабан) и Перемышльский Михаил (Копыстенский) - остались на стороне православных. Поэтому вскоре после начала заседаний Собор разделился надвое: на Православный Собор и униатский.
Униатский Собор, на котором присутствовали также папские и королевские послы и ряд западнорусских епископов, перечисленных выше, подтвердил унию с Римом, о чем была составлена соборная грамота.

Собравшиеся в Бресте отдельно православные сочли вправе открыть свой Собор независимо от правительственного униатского Собора. Поскольку власти закрыли для них все храмы, пришлось собраться в частном доме. Экзарх великий протосинкелл Никифор Кантакузин имел письменные полномочия от Патриарха Константинопольского председательствовать на местных Соборах, даже если бы в них участвовал митрополит Киевский. Таким образом, присутствие экзарха Константинопольского Патриарха, придало канонически правильный характер православному Собору в Бресте.

Патриарший экзарх Никифор открыл православный Брестский Собор обширной речью. Но главное значение он придавал не своим полномочиям, а соборной воле православного русского народа, которая должна была выражаться здесь через избранных полномочных депутатов. Позиция участников Собора сводилась к тому, что без воли Собора восточных Патриархов местный Собор в Бресте не вправе решать вопрос об унии. Приглашенные на этот Собор епископы-униаты не явились.

9 октября 1596 г. – последний день заседаний православного Собора. В тот же день закончился и Собор униатский. Участники униатского Собора зачитали грамоту о заключении унии с Римом, а затем направились в местный римско-католический храм для пения латинского гимна "Те, Деум". После молитвы было произнесено отлучение на руководителей православной стороны: на Преосвященных Гедеона (Балабана), епископа Львовского, и Михаила (Копыстенского), епископа Перемышльского, а также на киево-печерского архимандрита Никифора (Тура); всего – на 9 архимандритов и 16 протопопов поименно и на все духовенство, не принявшее унии в общей форме. На следующий день отлучение было обнародовано и к королю обращена просьба: вместо отлученных назначить всюду лиц, принявших унию.

Православный Брестский Собор отверг унию, отлучил униатских епископов и лишил их сана, возвратив в сан тех священнослужителей – защитников Православия, которые были лишены его приверженцами унии. На этом Соборе присутствовало много мiрян во главе с князем К.К. Острожским. Участники православного Собора под председательством Патриаршего экзарха Никифора начали церковный суд над митрополитом Михаилом (Рагозой) и епископами-униатами за то, что 1) они нарушили епископскую клятву верности Патриарху и православной вере; 2) посягнули на право Константинопольского Патриарха в его пределах по постановлению древних Соборов; 3) самовольно, без участия и Патриарха, и Вселенского Собора, дерзнули решить вопрос о соединении с католиками и, наконец, 4) пренебрегли троекратным вызовом их на объяснение перед Патриаршим экзархом и Собором.

После оглашения доказательств этих обвинений как подтвердившихся Патриарший экзарх встал на возвышение и, держа в руках Крест и Евангелие, торжественно, от имени Собора, объявил епископов-отступников лишенными священного сана. Затем мiряне, участвовавшие в заседаниях православного Собора, дали «обет веры, совести и чести»: не повиноваться этим неистинным пастырям. Затем от имени всех членов Собора об этом решении было объявлено униатскому Собору.

К королю православный Собор направил просьбу: лишить извергнутых и отлученных епископов-униатов их епархий («хлебов духовных») и отдать их места новым кандидатам, избранным православными. Однако Сигизмунд III утвердил все постановления униатского Собора. Свободному пользованию правом общественного и религиозного самоопределения православных наступил конец, ибо церковная уния приобрела государственный характер. Борьба с ней расценивалась как выступление против государства. Против духовных лиц, принимавших особенно активное участие в деяниях православного Брестского Собора, были начаты гонения. Никифор Кантакузин был арестован и замучен в тюрьме (1599).

Последствия насильственного введения унии сразу же испытали на себе православные всего юго-западного края. Сигизмунд III принял все меры, чтобы не допустить восстановления полноценной церковной организационной структуры в Западной Руси и превратить православных в людей второго сорта. Их не только не допускали к должностям в городском самоуправлении, но даже чинили препятствия в занятиях торговлей и ремеслами. Насильственные захваты храмов и убийства духовенства не рассматривались судами. Зависимых крестьян, принадлежавших панам-католикам или униатам, как и приходских священников церквей, в приказном порядке обязывали принять унию. Причем наиболее рьяно действовали даже не польские власти, а униатские лидеры. Так, даже польский канцлер Лев Сапега писал о зверствах униатского епископа Иосафата Кунцевича: «Не только я, но и все другие осуждают то, что отец владыка Полоцкий слишком жестоко начал поступать и очень надоел и омерзел народу как в Полоцке, так и всюду. Дай Бог, чтобы [его действия] не повредили Речи Посполитой...».

Нередко православные храмы передавались католиками-помещиками в аренду иудеям, которые взимали плату за совершение богослужений и треб, а в случае неуплаты денег могли присвоить церковное имущество. Это вызывало возмущение верующих; в годы казацких войн XVII в. гнев на евреев-арендаторов выплеснулся в погромы евреев. Все эти причины во многом способствовали

В этот тяжелый период в истории Православной Церкви в Польско-Литовском государстве возникла сеть православных братств, организовавших сопротивление унии: устраивались церковные школы, училища для подготовки духовенства, издавалась полемическая литература в защиту Православия, обличалось отступническое духовенство. Большую моральную поддержку оказали православным и с Православного Востока. Патриарх Александрийский (впоследствии – Константинопольский) Мелетий Пигас присылал в Речь Посполитую свои грамоты, которыми призывал стоять за православную веру. Поддержало гонимых православных Западной Руси и афонское монашество, среди которого было немало русских, в их числе духовный писатель Западной Руси – монах Иоанн Вишенский, уроженец Галиции. В своих посланиях на родину он вскрывал те внутрицерковные причины, которые во многом обусловили успех унии: пороки высшего духовенства и его шляхетские нравы.

Немало постарался для преодоления унии в первой половине XVII века. Он устроил при Киево-Печерской лавре высшее училище «для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках», которое соединено было им с братской школой. Помимо церковно-богословских наук, изучали славянский, латинский и греческий языки, литературу, риторику, музыку, логику, философию, историю, естественные науки, переводились разные сочинения, перенимали латинскую методику преподавания и ведения споров – всё это, считал митрополит, было необходимо и для полемики с униатами, и для аргументированной защиты интересов православных перед польскими властями. Благодаря дипломатическим усилиям Петра могилы король был вынужден признать легальное существование православной митрополии в Киеве и четырех епархий, каковые до того времени существовали явочным порядком. Хотя отрицательным последствием деятельности Петра Могилы стала опасная духовная латинизация самого малороссийского Православия.

В начале XVIII в. польское правительство решило, что униаты выполнили свою переходную роль, и пора им принимать настоящее католичество. В 1720 г. на соборе в г. Замостье они, наконец, утвердили католический символ веры и изменили греко-православное богослужение, внеся даже в обряд католические правила. В униатских храмах стали вводить игру на органе, употребление облаток для "причастия", бритье бород духовенства, одежду ксендзов. Не согласных с этим униатов также стали преследовать и отнимать у них храмы, как ранее отнимали у православных в пользу униатов...

Поскольку именно простой народ в опоре на братства никогда не смирялся с Брестской унией, в конце XVIII в. началась ее естественная ликвидация, когда с Россией воссоединились Правобережная Украина и Белоруссия. 12 февраля 1839 г. с Русской Православной Церковью воссоединились 1607 приходов с населением до 1 600 000 человек на территории Белоруссии и Украины (Малороссии). 11 мая 1875 г. в Православие возвратились 236 приходов с населением до 234 000 человек на Холмщине. По мере того, как в Российскую империю возвращались другие отнятые у нее в прошлом русские земли, и в них происходило возвращение униатов в Православие. Как сказал один из иерархов: «Отторгнутые насилием воссоединялись любовью». Принуждения при этом не было (а потому не было и протестов Ватикана русскому правительству), потому процесс этот был продолжительным.

С сокрушением в 1917 г. православной России западнорусские земли, по договору независимой Польши с большевиками, вновь оказались под польской оккупацией. В 1920-е гг. вновь начались преследования православных, отнятие и разрушение сотен храмов и монастырей, заключение в тюрьму духовенства... Этот "ренессанс" униатства был столь же насильственным, как и насаждение унии тремя столетиями ранее; помимо того, стало насаждаться откровенное католичество восточного обряда.

Большевицкий же режим с гонениями на веру в конце концов создал свою "советскую церковь", неразрывно связанную с коммунистической внутренней и внешней политикой. Она была применена и к униатам после включения в состав СССР западнорусских земель (согласно ) в 1939-1940 гг., а чекистские репрессии при зачистке присоединенных территорий вызвали обратную реакцию, что проявилось уже в годы , когда большинство униатов сочли гитлеровскую власть "меньшим злом" в сравнении с коммунистической. После войны по этой причине вновь последовали репрессии, также и по причине антисоветского партизанского движения. В марте 1946 г. на так называемом Львовском Церковно-Народном Соборе Греко-Католической (униатской) Церкви западных областей Украины Брестская уния была упразднена. Но поскольку это был насильственный политический акт, лежавший в русле коммунистической тоталитарной политики с ее репрессиями, он фактически спас унию, дал пищу иностранным протестам и лишь загнал униатов в подполье, придав им энергию сопротивления притеснениям. При этом умелые западные манипуляторы постарались смешать антикоммунизм с антирусскостью и антиправославностью – с успехом, если судить по активной роли униатства в украинском сепаратизме и по количеству захваченных православных храмов после падения власти КПСС. Но, к сожалению, функционеры Московской патриархии – не лучший образ Русской Православной Церкви для посрамления клеветников и возвращения в ее лоно обманутых.

В какой войне и на чьей стороне участвуют униаты в историческом процессе – они изначально не ведают. В их числе намало благочестивых верующих, как и у католиков. Но папистское благочестие – не гарантия от царства антихриста, к которому уже давно приспосабливается Ватикан, в том числе в своем "диалоге с иудаизмом". Как мы сказали в начале статьи, все войны имеют духовный смысл, – он раскрывается в Священном Писании, в картине последнего состояния апостасийного мiра, когда даже от Православной Церкви останется только "стан святых и град возлюбленный" (Откр. 20). Основная же часть христианского мiра окажется отступнической или насильственно оторванной от него в отступничество. В этом масштабе уния 1596 г. – одна из опаснейших атак западного апостасийного міра на вселенский оплот Православия. Опасность этой атаки ныне в том, что апостасийная униатская логика "соединения церквей" выдается за "объединение усилий в борьбе за всё хорошее против всего плохого", и функционеры МП вполне следуют ей, споря с Ватиканом лишь о "канонических территориях", но не о сути апостасийного процесса. Отстаивать верность такому московскому священноначалию для православных западной Украины нелегко...

Вообще-то, кто-то остроумно подметил, что "православный христианин" это что-то вроде "русского еврея", т.е. абсурд.
"Испокон веков русские люди помнят, что они православные. Но православие - это не христианство, православие - это язычество. Само слово «православие» происходит от слов - «славить» «правь». Правь - понятие языческое. Именно потому, что русские помнили, что они православные, христианам пришлось надеть на себя овечью шкуру и назваться православными христианами". (Из разных источников)
Само название Православные было присвоено христианскими иерархами в XI веке (1054 г. н.э.) при расколе на западную и восточную церкви. Западная христианская церковь с центром в Риме, стала называться Католической т.е. Вселенской, а восточная греко-византийская церковь с центром в Царьграде (Константинополе) - Ортодоксальной т.е. Правоверной. А на Руси ортодоксы присвоили себе название церкви Православной, т.к. христианское учение насильно распространялось среди Православных Славянских народов".

Надо организоваться так, чтобы в Константинополе был русский патриархом. Это позволит решить очень многие проблемы России и православия.

Не хотелось бы обсуждать этот (пардон) бред сивой кобылы, ну для чего, спрашивается вы суёте нос на православные интернетстраницы и рассуждаете об Оном Православии не имея и малейшего представления о Нём. Ну потрудитесь хоть немного, ведь голова то не только для того только, чтобы колпак носить.
Кстати имя-то "Сергiй" (чисто Христианское), както не вяжется с вашими религиозными заблуждениями, ну назовитесь,как нибудь по язычески типа "Чингачгук Большой..." или "Сивый Жеребец" и т.п..
Прости Господи меня многогрешного. Как велика милость Твоя. И какая это великая РАДОСТЬ и СЧАСТЬЕ быть П Р А В О С Л А В Н Ы М. Помилуй Господи неразумных сих ибо неведают, что творят.Аминь

Многоуважаемый Михаил Викторович. Совершенно согласен с замечанием Александра относительно размещения здесь комментариев наших заблудших русских находящихся во тьме и сени смертной неведения, ругающих и поносящих нашу Святую, чистую Православную веру. Жалко их, но хулы и бред который они пишут очень противно читать.

Если в высказываниях не содержится явных богохульных выражений, то почему бы не предоставить возможность глупцам показать свою глупость? Напомнить об их существовании... Если кого-то коробит - могу, конечно, стереть...

Что касается до церковной унии православия с католичеством, то, как мы знаем (§45), такая уния была провозглашена еще в XV в., но на деле не удалась. После же Люблинской унии мысль о подчинении Риму православных областей Речи Посполитой показалась осуществимой. То было время великой религиозной борьбы в Европе. Реформация отколола от католичества целые народности, и папы употребляли все усилия для того, чтобы подавить возникшее религиозное движение. В борьбе с протестантизмом огромную услугу папству оказал вновь возникший (1540) монашеский орден иезуитов , целью которого была именно защита католичества. Так как протестантство появилось и в Речи Посполитой , то против него и туда были призваны иезуиты. Как раз в эпоху Люблинской унии они начали борьбу с протестантством в Польше и Литве и скоро его задушили. Они устраивали бесплатные школы для воспитания детей в католическом духе, писали ученые сочинения против ересей в защиту католичества, говорили блестящие проповеди, устраивали публичные диспуты, то есть споры, о вере. Эти меры оказывались действительнее открытых гонений, и протестантство в Литве ослабело и почти исчезло. Справившись с протестантскою «схизмою», иезуиты естественно принялись за борьбу с православием , которое они тоже считали «схизмою». Против православия они употребляли такие же меры: диспуты, проповеди, литературную полемику, школьное обучение в духе, противном православию. Они всячески обличали беспорядки и жалкое состояние православной церкви в Речи Посполитой и указывали на то, что все зло и все свои беды православные люди могут исправить легко, если только примут унию и подчинятся папе. Всего ярче выражена была эта мысль ученым иезуитом Петром Скаргою в сочинении его «О единстве церкви Божией под одним пастырем» (1577).

Состояние русской церкви в Литовско-Польском государстве было неудовлетворительно. В XV ст., после Флорентийской унии , Западно-Русская церковь отделилась от Московской митрополии и получила для себя особого митрополита (Киевского). Вместе с тем она лишилась поддержки сильных московских князей и оказалась в полной зависимости от литовских государей, которые все были убежденными католиками. Попытки ввести унию, вовсе не возникавшие после митрополита Исидора в Москве, постоянно возобновлялись в Литве. Не успев, однако, превратить православных в униатов, католическое правительство лишило их своего покровительства и относилось холодно и даже враждебно к своей православной церкви. Оно назначало на архиерейские кафедры лиц, заведомо непригодных для высокого пастырского служения, ограничивало права и материальные средства православных церквей и монастырей. Православные люди чувствовали себя в обиде и унижении. Они или уходили из Литвы в Москву (§41), или, оставаясь на месте, старались своими средствами защитить свою веру и церковь от внешних гонений и внутреннего беспорядка. Конечно, первыми защитниками церкви были удельные православные князья. Особенную славу из них получили ревностные покровители православных князья Константин Ив. Острожский (1460–1530) и сын его Константин Константинович (1526–1608). За князьями и простые люди научились сами заботиться о своей гонимой церкви и оборонять ее. Как паны-землевладельцы, так и горожане имели по закону право «патроната» над своими церквами и монастырями. Они участвовали в избрании пастырей, следили за целостью церковных имуществ, смотрели за порядком в церковных делах, обличали злоупотребления архиереев и духовенства, защищали церковные интересы перед правительством. Прихожане церквей составляли церковные братства , которые в больших городах (Львове, Киеве и др.) достигли большого богатства и силы и стали заметно влиять на управление церковью.

Князь Константин Константинович Острожский

Вмешательство мирян чрезвычайно раздражало высшую иерархию – тех архиереев, которых короли умышленно подбирали из людей, удобных для правительства и равнодушных к благу церкви. Подчиняясь господствовавшему направлению ополяченного западнорусского общества, такие архиереи походили более на светских вельмож и вели недостойную жизнь. Чем более обличала их паства, тем более они искали покровительства у католических властей. Наконец, в конце XVI ст. между такими архиереями созрела мысль о признании унии. Подчиняясь папе, они рассчитывали получить покровительство и поддержку как от папы, так и от короля и стать независимыми от своей паствы. В 1591 г. некоторые епископы обратились к королю Сигизмунду III с заявлением о готовности принять унию. Получив поддержку короля, они увлекли в свое дело Киевского митрополита (старого и слабого характером Михаила Рогозу) и отправили в Рим к папе двух своих вожаков (Луцкого епископа Кирилла Терлецкого и Волынского – Ипатия Поцея) устраивать унию и бить челом папе, чтобы он принял Западно-Русскую церковь под свою власть.

Это было в 1595 г. В следующем, 1596 г. дело разгласилось и возбудило большое негодование среди православных людей, не желавших унии. В г. Бресте был созван церковный собор , на котором присутствовали как униаты, подчинившиеся папе, так и православные, не желавшие унии. Произошел раскол, и образовалось два собора. Официально на одном соборе Западно-Русская церковь была объявлена принявшей унию, причем униатами стали почти все ее архиереи. Но на другом соборе часть духовенства и миряне отказались повиноваться своим духовным властям и поклялись не отступать от Восточной церкви. Обе стороны предавали одна другую проклятию и вступили в открытую борьбу, причем король признал законным постановление униатского собора и потому счел, что православие перестало существовать в его государстве. Так совершилось торжество унии в западной Руси.

Митрополит Петр Могила. Портрет XVII века

Раз православие сочтено было упраздненным, то ревнителей православной веры сочли нужным подвергнуть гонениям как ослушников духовного начальства и еретиков. Православные церкви, особенно сельские, не вошедшие в унию, закрывались; на них не смотрели более как на храмы и отдавали их иногда на откуп, для извлечения дохода, даже евреям, которые за деньги отпирали их для совершения служб. Православные были лишены политических прав, рассматривались как «хлопы» (простонародье), и самая вера их именовалась «хлопскою» и вызывала презрительное отношение со стороны высших классов общества. Предоставленные своим силам и лишенные покровительства закона, православные люди стали на защиту своей веры , как могли. Во главе православных были некоторые вельможи, не покинувшие своей отеческой веры (князь К.К. Острожский), а затем – духовенство (во главе которого стоял с 1620 г. православный Киевский митрополит, поставленный Иерусалимским патриархом). Главную силу гонимой православной церкви составляли городские братства и крупнейшие монастыри (Киево-Печерский). Общими усилиями их были созданы в Киеве и других русских городах прекрасные богословские школы, из которых выходили образованные защитники православия. Они устною проповедью и изданием книг о вере успешно боролись с униею и католичеством и не давали заглохнуть православному делу. Из ряда прочих школ особенно поднялась и развилась Киевская, основанная братством Киевской Богоявленской церкви (еще в 1594 г.). Киевский православный митрополит Петр Могила (1596–1646) образовал из этой школы высшее училище по образцу католических академий. От его имени и школа получила название «Могилянской академии». Так на унию и внешние гонения православная церковь ответила достойным отпором. Внешняя опасность для веры вызвала в юго-западной Руси оживленное умственное движение, подняла православную богословскую науку, образовала целую литературу в защиту православия. Ученые киевские монахи оказали важные услуги не только своей западной Руси, но и Руси Московской, где они явились учителями и просветителями (§§87 -).

Брестская уния 1596 года

Идея воссоединения католической и православной церквей в принципе не отвергалась ни той, ни другой с самого момента их раскола в 1054 г. В Украине первые попытки объединения церквей имели место еще в XIII в., а после Флорентийского собора 1439 г. идея эта едва не осуществилась. Однако на пути воплощения этой в сущности весьма привлекательной идеи стояли века недоразумений и взаимных подозрений.

Поскольку католическая церковь на протяжении многих столетий придавала решающее значение укреплению своих рядов и организационной мощи, то православные особенно опасались разговоров о воссоединении, усматривая за ними попытку подчинить Восточную церковь Западной. И, надо сказать, опасались не без оснований. На протяжении всего XVI века убежденные в своем превосходстве польские католики, собственно, и не скрывали, с какой целью они склоняли (а порой и открыто принуждали) к так называемой унии православных украинцев. Поляки надеялись, что с введением унии произойдет немедленное и полное растворение православных украинцев среди прочего населения Речи Посполитой, а католицизм существенно расширит пределы своего влияния на востоке.

В 1577 г. широкий резонанс получает знаменитое рассуждение Петра Скарги «О единстве Церкви Божьей». В то же время иезуиты систематически вели и, так сказать, индивидуальную работу среди ведущих украинских магнатов, дабы склонить их к поддержке идеи унии хотя бы в принципе - чего им и удалось добиться от многих, и даже от самого князя Острожского. А уж король Сигизмунд III, ревностный католик, использовал все свое влияние для того, чтобы от принципиального согласия перейти к непосредственному исполнению иезуитской затеи. У короля могли быть и более веские причины для ее поддержки, чем религиозное рвение,- причины политические: уния еще теснее привязала бы Украину и Белоруссию к Речи Посполитой и отдалила от влияния соседней православной Московии.

Как ни странно, но непосредственный импульс к заключению унии был дан православной стороной. В 1590 г. православный епископ Львова Гедеон Балабан, доведенный до бешенства непрекращающимися стычками с братством, а более всего - бестактным, по его мнению, вмешательством в эти «домашние дрязги» константинопольского патриарха, поставил вопрос об унии с Римом на тайном съезде православных епископов в Белзе. Нашлись еще три епископа, которые согласились с Балабаном: да, вопрос заслуживает того, чтобы вернуться к нему после детального изучения. Этими тремя епископами были Кирило Терлецкий из Луцка, Дионисий Збируйский из Холма и Леонтий Пелчицкий из Турова. Позднее к заговорщикам примкнул Ипатий Потий из Володимира - авантюрист знатного рода, лишь недавно рукоположенный в православные священники, а до этого успевший побывать в кальвинистах. Именно он и Терлецкий возглавили заговор епископов.

Конечно, не так-то легко разобраться в мотивах заговорщиков, в этой причудливой смеси своекорыстия и «идейных» соображений о выгодах или невыгодах самой церкви. Им хотелось порядка и дисциплины среди православных - такого, как у католиков. Хотелось, чтобы авторитет епископа несмотря ни на что был непререкаем в глазах всего духовенства и мирян. Они заявляли своей пастве, что, став частью католической церкви, она получит наконец равные со всеми права в Речи Посполитой: и мещан больше никто не обидит в их городах, и дворян не обойдут выгодными местами по службе. Да и карьера самих епископов не замедлила бы резко взлететь: в случае уравнения их в правах с католическими иерархами они получали места в Сенате и могли реально влиять не только на церковные, но и на государственные дела.

Вдохновленные столь радужной перспективой, заговорщики в условиях строгой конспирации провели серию переговоров с королевскими чиновниками, католическими епископами и папским нунцием. Наконец в июне 1595 г. четыре православных епископа официально объявили о своей согласии привести свою церковь к унии с Римом. Они обязались безоговорочно признавать авторитет папы во всех вопросах веры и догмата - взамен на гарантии сохранения традиционной православной литургии и церковных обрядов, а также традиционных прав священников вроде права обзаводиться семьей. И уже в конце 1595 г. Терлецкий и Потий отправились в Рим, где папа Клемент VIII провозгласил официальное признание унии.

Только после этого весть об унии стала достоянием православной общины. Разумеется, негодованию украинцев не было предела. И даже такие их лидеры, как князь Острожский, внутренне уже склонявшиеся к идее унии, были взбешены тем, как коварно, нагло и бездарно эта идея была проведена в жизнь. В открытом письме к четырем епископам, получившем широкий резонанс, князь называл заговорщиков «волками в овечьей шкуре», предавшими свою паству, и призывал верующих к неподчинению самозванным вершителям их судеб. Направив официальный протест королю (разумеется, этот протест был проигнорирован), князь Острожский в то же самое время вступает в антикатолический сговор с протестантами, угрожая поднять вооруженное восстание. По всей Украине и Белоруссии православное дворянство срочно съезжалось на местные собрания (сеймики), чтобы гневно осудить унию. И даже епископы Балабан и Копыстенский, напуганные размахом протеста, отреклись от собратьев-заговорщиков и сделали формальные заявления о том, что и они вместе со всеми православными выступают против унии.

Для разрешения конфликта в 1596 г. в Бресте (Берестье) созывается церковный собор. Никогда прежде не знали Украина и Белоруссия столь многолюдных церковных собраний. Противников унии представляли два вышеупомянутых епископа, православные иерархи из-за границы, десятки выборных представителей дворянства, более 200 священников и множество мирян. Чтобы обеспечить их безопасность, князь Острожский явился на собор во главе собственных вооруженных отрядов. Напротив, ряды сторонников унии были весьма и весьма малочисленны и состояли всего лишь из четырех православных епископов, а также горстки католических иерархов и королевских чиновников.

Едва начавшись, переговоры зашли в тупик: стало очевидно, что стороны общего языка не найдут. Понимая бессмысленность дальнейших препирательств, униаты прямо заявили, что никакие доводы разума не заставят их отречься от унии. И как ни протестовали православные, к каким угрозам ни прибегали - все было бесполезно, ибо выходов из такой ситуации оставалось только два: заставить униатов отступиться - или заставить короля лишить их епископского сана. То и другое оказалось совершенно невозможным.

Так украинское общество раскололось на две неравные половины: с одной стороны - православные магнаты, большинство духовенства, народ; с другой - бывшие иерархи православной церкви с кучкой своих приверженцев. Однако на эту вторую чашу весов был брошен столь весомый аргумент, как королевская поддержка,- и так какое-то время обе чаши пребывали в равновесии, т. е. в той парадоксальной ситуации, когда иерархи обходились без церкви, а церковь - без иерархов... Начавшись попыткой объединения христианских церквей и всех верующих христиан, Брестская уния привела к их дальнейшему разъединению, ибо теперь на месте двух церквей существовали уже три - католическая, православная и униатская, или греко-католическая, как ее впоследствии стали называть.

Религиозная полемика. Ее невиданный всплеск породили именно события, связанные с Брестской унией. Началась настоящая словесная война. Как и следовало ожидать, первым «выстрелил» неутомимый иезуит Скарга: его памфлет в защиту Брестской унии появился уже в 1597 г.

Ответ из центров православного образования, науки и культуры не заставил себя долго ждать. В том же году был напечатан по-польски (а в следующем, 1598, и по-украински) «Апокрисйс» Христофора Филалета. Под этим псевдонимом скрывался дворянин из Острога Мартин Вронский. В своем полемическом произведении он раскрывал махинации епископов-униатов и доказывал полную законность проведенного в Бресте собора православной церкви, фактически опротестовавшего унию. Как истинный шляхтич, не чуждый к тому же идей протестантизма, Вронский отвергал претензии епископов на исключительное право решать все вопросы церковной жизни.

Еще один член острожского кружка - анонимный Клирик Острожский - также оставил ряд остросатирических памфлетов против греко-католиков.

Позднее, в 1605 г., последовал словесный залп из Львова. Неизвестный автор изданного здесь трактата «Пересторога» («Предупреждение») задался целью разоблачить эгоистические мотивы, которыми руководствовались учредители унии.

Что же касается униатов, то лишь один из них - Ипатий Потий - был способен отстаивать свою затею пером. Впрочем, к его услугам были хорошо разработанные аргументы и приемы иезуитов, которыми он и воспользовался в своем изданном в 1599 г. по-украински «Анти-Апокрисисе»: как можно догадаться по названию, это был ответ Броневскому. Отдавая должное автору «Анти-Апокрисиса» как писателю, следует заметить, что написана его работа весьма темпераментно.

Но самая большая литературная известность выпала на долю такого участника интересующей нас сейчас полемики, как Иван Вышенский. Этот, пожалуй, самый выдающийся православный писатель своего времени (родился около 1550 г., умер в 1620-е годы), галичанин, большую часть своей жизни провел как монах-отшельник в Греции, на горе Афон. Будучи убежденным защитником православия, владея простым и сильным слогом, он беспощадно расправлялся с униатами в таких своих произведениях, как «Послание епископам - отступникам от православия» и «Краткословный ответ Петру Скарге». Впрочем, этот выдающийся аскет и страстный проповедник в своих посланиях не щадит и самих православных, обвиняя их в эгоизме, потакании собственным прихотям. В том, что церковь дошла до жизни такой, до унижения и позора, по мнению Вышенского, повинна сама паства, и прежде всего растленная знать, горожане, не знающие ничего, кроме наживы, но больше всех - духовенство.

Голос Ивана Вышенского - одинокий голос человека из народа. Этот монах-отшельник был единственным писателем своего времени, оплакавшим закрепощение крестьян и осмелившимся осудить крепостников-помещиков. От этой, как и от всех других болезней украинского общества он видел лишь одно средство: раз и навсегда отказаться от всех нововведений, включая и такие «языческие хитрости», как грамматика, риторика, диалектика и им подобные «дьявольские искушения», и с миром, в простоте душевной, вернуться к старой доброй православной вере.

Литературное наследие полемистов невелико по объему: если собрать все написанное представителями обоих враждующих лагерей за несколько десятилетий их дебатов, то наберется не более двух - трех десятков трудов. И все же значение этих ходивших по всей стране религиозно-полемических памфлетов трудно переоценить. Тщательно перечитываемые, они вызывали жаркие споры и при дворах тех немногих магнатов, которые сохранили верность православию, и в отдаленных имениях мелкопоместной православной шляхты, и в тесных комнатах, где устраивали свои собрания члены православных братств. По сути это была первая в Украине идейная полемика, захватившая общество в целом. И эта полемика помогла украинскому обществу лучше понять себя и окружающий мир.

В конце XVI - начале XVII в. культурно-религиозные противоречия вышли на поверхность общественной жизни. Ясно обозначился целый ряд проблем, чреватых дальнейшими осложнениями.

Прежде всего, нарастающая напряженность в отношениях православных украинцев с католиками-поляками не только получила развернутое идеологическое обоснование, но и достигла эмоционального предела. Отныне католическая Польша становится полной противоположностью общественного идеала украинцев. Но трагедия состояла в том, что в сложившихся условиях такая открытая конфронтация неминуемо вела к потере Украиной ее дворянской элиты.

Украинское дворянство было поставлено перед трудным выбором. С одной стороны - родная, но истощенная почва духовной традиции, украинская культура, практически лишенная возможности нормального развития. С другой стороны - внешне привлекательная, бьющая через край культурная жизнь католической Польши. Надо ли удивляться, что огромное большинство украинских дворян сделало свой выбор в пользу католицизма и полонизации, не заставившей себя долго ждать. И эта потеря естественной элиты имела эпохальное значение для всей последующей истории Украины.

Еще одним далеко идущим последствием православнокатолической конфронтации и событий, связанных с Брестской унией, стало разделение самих украинцев на православных и греко-католиков. Так создавалась почва для множества резких отличий, которые со временем появятся между восточными и западными украинцами.

Впрочем, вряд ли будет правильно закончить эту главу на печальной ноте. В конце концов, те же самые религиозные противоречия вызвали и культурный всплеск в украинском обществе, показали жизнеспособность его духовного наследия. А конфронтация с поляками способствовала более четкому осознанию украинцами своей самобытности.

9. ИНТЕРЕСНЫЕ НАЗВАНИЯ НА КАРТЕ АМЕРИКИ ЯКОБЫ 1596 ГОДА Перед нами - старая карта Америки, изготовленная якобы в 1596 году, и называющаяся AMERICA SIVE NOVVS ORBIS RESPECTV EVROPAEORVM INFERIOR GLOBI TERRESTRIS PARS. 1596. См. рис. П4.32, рис. П4.33. См. , с.79. Эта карта чрезвычайно интересна.Практически весь

Глава 10. СИГИЗМУНД ІІІ И БРЕСТСКАЯ УНИЯ 2 (12) декабря1586 г. умер Стефан Баторий. 20 декабря об этом стало известно в Москве. Недавний опыт показал, как важно было для Москвы избрание короля в Польше. Поэтому Борис Годунов и другие бояре решили выставить кандидатуру царя